– Куда же я пойду? – процедила сквозь зубы Жанна.
– Переночуешь в какой-нибудь гостинице. Все твои украшения останутся пока у меня. Будешь хорошо себя вести, подпишешь все бумаги – получишь свои побрякушки назад. А теперь пошла вон!
– Вспомнишь меня еще! – прошипела Жанна. Потом взяла кошелек, набитый кредитками, и хлопнула дверью.
Заметьте, никаких слез, никаких истерик.
Через месяц мы были разведены.
Наверное, правду говорят, что нельзя сразу разлюбить человека, что бы он вам ни сделал, каким бы дураком ни выставил вас перед другими. Всегда и на все требуется какое-то время, в том числе и на то, чтобы душевные раны затянулись. Как говорили древние, «tempus vulnera sanat»[3]. И сейчас, когда я пишу эти строки, в моем сердце уже не осталось ни капли той любви, что я испытывал к ней. Лишь пустота и чувство поражения, а мне, как борцу, последнее особенно неприятно. Я должен был признать, что из меня не вышло Пигмалиона.
Кстати, я совсем забыл вам сказать, что мою любовницу и непосредственную начальницу уволили сразу же по моем возвращении из той проклятой командировки на Аравийский полуостров. Она, как вы помните, была на больничном, когда я приехал. Так вот, она в офисе больше не появилась. Между прочим, этому событию предшествовал уход нашего Генерального. Видимо, не зря говорили, что он ей покровительствовал. И, как вы помните, заместитель Генерального тоже сменился. Так вот, месяца два спустя после упомянутых выше событий с этим типом в его кабинете у меня состоялся следующий малоприятный разговор.
– Вызывали, Петр Захарович? – я открыл дверь в его кабинет.
– Заходи, Илья, – как всегда недовольно мотнул головой хозяин кабинета и, указав на стул перед своим рабочим столом, мрачно продолжил:
– До меня доходят слухи, что ты на работе амурными делами занимаешься, – и он внимательно уставился на меня, ожидая реакции.
Прошло два месяца после увольнения Николаевой. Какое значение это могло теперь иметь?
– Что вы имеете в виду? – спросил я с каменным лицом.
– Ты знаешь, что. Давай не прикидывайся. Николаева, которая тебя вечно по службе продвигала, как тебе известно, уволена. И теперь, кстати, твои ляпсусы некому закрывать. Теперь самому, по взрослому, отвечать надо будет.
– Что вы имеете в виду? Какие такие мои ляпсусы закрывала Николаева? Я что, ее протеже, что ли? Я сам по себе. Она и в офисе у нас без году неделя. А я уже тут десять лет, не покладая рук… – в возмущении повысил я голос.
