» с «гусями», и удирали с ними, маяча в переулках белыми горбами. Конечно, не они их подделывали и не они организовывали лавочку, они просто стояли, словно черномраморные столпы, погружаясь в мечты: авось что-нибудь да перепадет на ужин благодаря желающим сэкономить дамочкам.
На улицах от яилатцев отмахивались, как от мух, в ресторанах туристы нахваливали их итальянскую кухню, в бутиках примеривали сшитую ими под грохот машинок в каком-нибудь пригородном бункере одежку. «Что ж итальянцы никак не могут справиться с этой заразой? – сетовали порой мои компатриоты. – Почему их не залавливает полиция или не мочат хулиганы? Наверное, это мафия, которая платит местным органам? – Европа слишком мягка, позволяя им безнаказанно портить вид».
Кстати, те, кто не нашел арендаторов своего тела, и те, кто не имел или жалел евро на питье кофе ради посещения тубза, портили своей неизысканностью, своим унылым видом не только пейзаж и настроение граждан, но, ошиваясь у метро и под портиками, нещадно изгаживали и воздух, испражняясь порой прямо на улице. Нищеброды и засранцы, они не понимали, что у нас в Зап. Европах было не принято, как у них, писать итэдэ прям в общественных местах.
Тускло освещенные изнутри автобусов и электричек, проплывали грубые маски их лиц, в которых без улыбок вымученной услужливости трудно было узнать дневных рабов. Может быть, все их силы в этот момент устремлялись туда, где они когда-то произнесли свое первое слово, где когда-то (и, возможно, все еще) были любимы, где все слова им были понятны. А может быть, кто-то, обжигаясь об унижения прошедшего дня, в мечтах сладострастно мочил своих хозяев, входя в ментальное пламя священной мести, и этот огонь перекидывался на соседа, а потом – на другого, пока не охватывал всех. Словно китайские фонарики, летели над городом горящие шкатулки, и в преходящее тепло молчаливого взаимопонимания входили из темноты все новые подолгу зябнущие и топчущиеся на остановках фигуры.
Те, которые ехали домой около десяти вечера, могли иметь документы, а те, что за полночь, – чаще были нелегалами.
Около трех утра, когда, повизгивая на резких тормозах, новенькие, подаренные к совершеннолетию машины набухавшихся подростков возвращались в Париоли, Прати и виллы Ольджаты, в автобусы-совы опять набивалась темная масса подпольных, чтобы под утро после бесконечных рабочих часов незаметно вползти в свои многоспальные норы.
Так итальянская экономика возвращалась по домам. Тише воды, ниже травы.
