ДУ/РА | страница 16
Тихий стук в дверь, затем в проеме появляется Илона. Ставит чашку на мой стол и протягивает мне папку с отчетом, натянуто улыбаясь.
— Спасибо, — пробормотал я.
Романова удивленно моргнула и даже отступила на шаг. Я нахмурился такой реакции и кивнул на дверь.
— Можешь идти.
Девушка удалилась с выражением растерянности на лице и, впервые за год, тихо прикрыла за собой дверь, а не хлопнула ей так, что с потолка штукатурка посыпалась. Теперь я удивленно заморгал ей вслед, а потом просто пожал плечами и выпил свой кофе.
Сделав несколько звонков, взял папку с документами, выключил компьютер. Мельком взглянул в окно на Невский и вышел из кабинета. Подойдя к стойке, посмотрел на Романову.
— Дай ручку и бумагу.
Она послушно протянула мне то, что я попросил. Набросав неровным почерком адрес сервиса и стоимость ремонта ее машины, я протянул квадратный листок для заметок ей, коротко кивнул и пошел к лифту.
До отделения добирался почти полтора часа — спасибо пробкам. Я итак был на взводе из-за идиотов-градостроителей, благодаря которым некоторые улочки были узкими; и дебилов-водителей, которым лучше бы на метро ездить, так еще и дежурный целых семь минут не мог понять, кто я и по чью душу пришел.
— Стариков, меняйте штат. У вас в дежурке одни идиоты сидят, — выпалил, едва вошел в кабинет бывшего коллеги.
— Но-но, Агеев. Ты полегче, нормальные у нас ребята. Зеленые просто, — тот рассмеялся и встал со стула, протягивая мне руку.
Я пожал ее и плюхнулся в кресло, а потом уставился на кофеварку, что стояла на тумбочке у дальней стены. Стариков уловил мою мысль и направился к аппарату. Через две минуты тот тихонько зашипел и начал по капле выдавать черный кофе.
— Вот видишь, — я невольно усмехнулся, глядя на его действия, — Поэтому я не хочу возвращаться.
Андрей снова захохотал, и сквозь смех изрек:
— Да, кофе Илоночки — это что-то. Я тебя понимаю.
Вот почему ее все называют уменьшительно-ласкательным? Один я что ли вижу монстра за миловидным личиком?
Поглядев отчет и сверив бумаги, мы с Андрюхой выпили по кружке бодрящего, а затем я отправился восвояси. Стариков никогда не заострял внимание на том, что я не могу находиться в отделении больше пятнадцати-двадцати минут и всегда быстро ретируюсь.
Не люблю эти голубые стены, этот большой Т-образный стол, покрытый темным лаком, словно из прошлого века (впрочем, так оно и есть), портрет с тем-самым, который глядит на тебя тяжелым взглядом со стены. Мне даже кажется, что он следит за тобой, когда ты перемещаешься по помещению.