В дверном проеме замаячила мужская фигура. Разглядеть ее я не смогла — перед глазами клубился туман от медленно охватывающей меня…
— Можешь не кричать. Сейчас не сезон, соседи разъехались. Только голос сорвешь, — сухо оповестил Кирилл.
Снова закрыл дверь; повернул ключ. Я медленно сползла на пол, забиваясь в угол.
«Тимур найдет меня»: успокаивало подсознание теплившейся надеждой.
Найдет, конечно найдет. Он наверняка уже всех на уши поднял. Да Стасик в два счета вычислит где я, если еще не вычислил.
А потом все мои внутренности заледенели — вчера была пятница. И Агеев бросил меня. Что значит, что до понедельника меня никто не будет искать.
Перед глазами заклубился туман от медленно охватывающей меня паники.
***
Я не билась в рыданиях, не глотала слезы — просто свернулась на матрасе в углу — где и проснулась прежде. И ждала.
Мне показалось, что прошла целая вечность с того момента, как я услышала шаги наверху. Он не торопился спуститься ко мне, лишь вышагивал над головой и этот звук раздражал без меры. Если учесть, что я очень хотела в туалет и желудок скрутило в тугой узел от голода, то к тому моменту, когда Кирилл спустился в подвал я была вне себя от злости.
Впрочем, она быстро угасла, потому что Кир вошел в помещение слегка пошатываясь и улыбаясь. Сально так, не приятно.
— Я вернулся. Как ты? — спросил, словно он отлучился на работу и вернулся домой к жене.
Это было бы смешно, если бы руки не отказали около часа назад. Я просто их не чувствовала.
— Руки, — прохрипела я.
— Пока нет, — он покачал головой, — Но я принес еду.
Отвернувшись, Кирилл подобрал со ступеньки большую тарелку и шагнул ко мне. Я инстинктивно отползла назад и вжалась в стену, но он, словно не заметил — устроился напротив, пихнув табуретку ногой.
— Я буду тебя кормить, — спокойно пояснил.
И тут во мне что-то щелкнуло. Вся боль, вся злость, которая кипела внутри выплеснулась в одном глупом, маленьком протесте:
— Я не буду есть.
— Илона, ты должна.
— Нет.
Ворочаясь, как тюлень, я отвернулась к стене и закрыла глаза.
Господи, пусть это все окажется сном. Страшным, жутким кошмаром. Пусть, когда я открою глаза, я проснусь в своей постели; рядом будет Тим и все будет хорошо. Как раньше…
— Илонка… — вздохнули за спиной, — Я не желаю тебе вреда.
— Ты уже навредил, — пробормотала я, — Зачем ты пришел вчера? И зачем поперся открывать дверь?
— Так ведь лучше. Для тебя. Ты не должна быть с этим… — он выплюнул последнее слово так, будто оно давало горечь на языке, — Он недостоин тебя.
