— Да я ничего, я понимаю… — пробормотали мне в спину, когда я, подхватив кофе Романовой, удалился из комнаты отдыха.
Илоны на рабочем месте не было — я искренне удивился глядя на пустующую стойку. Вздохнул и открыл дверь кабинета, застывая на пороге — вот и нашлась пропавшая.
Ее туфли валялись на полу; а сама, прикрыв лицо какими-то бумагами, растянулась на диванчике в углу.
Я тихо кашлянул, и она опустила лист, взглянув на меня одним глазом, а затем снова спряталась.
— Боже, я так устала, Агеев. Можно я полежу немного?
— Можно, — улыбнулся, — Я тебе кофе принес.
Илона тут же откинула бумаги с лица. Протянула руку и выхватила у меня кружку, расплескав пару капель на ковролин. Цокнув языком, я толкнул ее колени бедром и уселся на освободившееся место. Романова, не долго думая, закинула ноги на меня и немного приподнялась, чтобы сделать глоток.
Поставив кружку на пол, я принялся рисовать круги на ее щиколотке, и, услышав довольный гортанный звук, немного размял затекшие мышцы.
— Лучше?
— Да, определенно да, — промычала она, наблюдая за моими руками.
Сделав еще один глоток, Илона потянулась к ближайшей полке и поставила на нее кружку. Я продолжал делать ей массаж по инерции — знаю, что она любит высокие каблуки, но ее ноги с ней вряд ли солидарны.
— Меня сегодня позвали в бильярд, — прохрипел я, — У Макса день рождение.
— Это же замечательно, — встрепенулась девушка.
— Думаешь?
— Угу. Тебе не помешает немного пообщаться с коллективом.
Я проигнорировал это замечание. Прижал ее ноги к себе, и откинулся на спинку дивана.
Сон не заставил себя долго ждать — я медленно поплыл в объятия морфея и заморгал потяжелевшими веками, расталкивая Илону.
— Сейчас усну. Давай, доделывай работу и отвезу тебя домой.
Илона мягко улыбнулась и опустила ноги на пол. Я подал ей туфли и, сглотнув, понаблюдал, как она обувается. Подхватив свою кружку, Романова поднялась, поцеловала меня в щеку и выпорхнула из кабинета.
Вечером, дождавшись, когда она аккуратной стопкой сложит бумаги и польет герань Ларки, что теперь красуется на подоконнике в моем кабинете, я отвез Илону домой.
Почему-то не отпускало какое-то дурное предчувствие; словно крот засел где-то в глубине и ковыряет, прорывает наружу. Отмахнувшись от этого ощущения, я посмотрел, как Романова скрывается в подъезде и завел двигатель.
Илона
На губах еще теплился поцелуй — привычно-сладкий, мягкий и дразнящий. С широкой улыбкой я вошла в подъезд, направившись к почтовому ящику.
