Когда, наконец, наступила зима и ударил сильный мороз со снегом, они собрали пару зданий, которые у них были, поставили их на дощатый настил, запрягли лошадей и перевезли все селение на милю вперед по дороге. Им пришлось забрать и надгробия, чтобы никто не догадался, где находился город. Это навевало тоску, но надгробий было всего три или четыре. Тоннель превратился в нечто вроде русла реки, весной там образовывался ручей с милыми зелеными берегами и цветами, которые разрослись повсюду, рассеявшись из старых садов. Люди, которые ничего лучше в жизни не видели, устраивали рядом пикники: стелили одеяла, расставляли корзины на бедных забытых могилах и радовались, что вполне понятно, если вспомнить всю историю с самого начала.
Вы с Тобиасом прыгаете вокруг разбрызгивателя для полива газона. Разбрызгиватель – потрясающее изобретение, потому что разбрасывает дождевые капли в лучах солнечного света. Это явление встречается в природе, но довольно редко. Учась в семинарии, я иногда наблюдал за крещением в реке. Это было нечто: проповедник поднимал того, кого крестили, над водой, и вода лилась с его одежды и волос. Это воистину походило на рождение или воскрешение. Для нас вода лишь придает возвышенность прикосновению руки пастора к милой кости лба – нечто вроде электрического разряда. Мне всегда нравилось крестить людей, хотя порой хотелось бы, чтобы в этом процессе было больше всплесков и бульканья. Что ж, вы двое танцевали в маленькой радужной дымке, улюлюкая и топая, как должны делать нормальные люди, сталкиваясь с такой чудесной субстанцией, как вода.
В те дни, когда Эдвард вернулся из Германии, я так много думал о нем, что периодически сбегал в гостиницу повидаться с ним. Однажды я захватил с собой бейсбольный мяч, перчатку и перчатку отца, и мы пошли в переулок и немного поиграли. Сначала брат старался беречь одежду. Он заявил, что уже много лет не видел бейсбольных матчей. Но, разогревшись, повел весьма агрессивную игру. Он запустил мяч с такой силой, что, поймав его, я ощутил боль. А когда я воскликнул: «Ай!» – он с удовлетворением рассмеялся, ибо это означало: он вернул себе удар. Правда, мне было бы не так больно, если бы я готовился принять мощный удар, но такой силы я не ожидал. И тогда мы стали играть по-настоящему. Я сделал высокий бросок, а он прыгнул за мячом и красиво поймал его. К тому моменту он уже был в рубашке с расстегнутым воротом, а подтяжки болтались по бокам. Прохожие останавливались и смотрели на нас. Это была маленькая пыльная улочка, стоял жаркий день, а мы метали флаи и граундеры. Эдвард попросил у одной девочки стакан воды. Она поднесла каждому по стакану. Я свой выпил, а он вылил воду себе на голову, и она полилась с его огромных усов, как дождь с крыши.
