Как только мы вошли в квартиру, Челкаш показал Ишкову «диплом врача» и «медаль». Писатель-историк опять взялся за свое.
— Не верю! — выпалил и присвистнул. — Небось ты состряпал. — Он показал мне кулак. — Что вы меня дурачите!
Челкаш воспринял эти слова как оскорбление и возмущенно залаял.
— Не кричи! — Ишков повернулся в сторону моего друга. — Криком ничего не докажешь. Вот у меня третий день кисть болит. Я переработал. (Как выяснилось позднее, он накатал очередной роман.) Мази не помогают. Давай вылечи прямо сейчас! Слабо? Ты же врач широкого профиля, хе-хе! — писатель-историк плюхнулся на стул и протянул руку Челкашу.
Челкаш присел и передними лапами стал массировать пятерню романиста.
Уже через минуту на лице Ишкова насмешливый взгляд и ухмылка уступили место удивленной гримасе, а через десять минут на его физиономии появилась широкая дурацкая улыбка.
— Слушай, Челкаш, ты гений! — проворковал он и чмокнул моего друга в нос. — Надо же! Только что я не мог пошевелить пальцами, и вот… пожалуйста! — Его пальцы пробежали по невидимым клавишам. — Теперь верю, что и медаль ты получил по делу.
Способности Челкаша произвели на автора исторических романов сильное впечатление. Во время чаепития, когда я рассказывал о нашей поездке, он уже верил каждому моему слову, а перед тем как уйти, заявил:
— Пожалуй, напишу повесть о вашем путешествии.
Мне понравилось это его заявление, но я подумал: «А ведь он, как это принято у профессиональных литераторов, напридумывает всякой всячины, чего и в помине не было. Например, сделает из меня какого-нибудь десантника, из Челкаша — волкодава, из Малыша — вездеход, и отправит нас не по Подмосковью, а куда-нибудь в Африку. Знаю я этих писателей! Их фантазия может завести слишком далеко». Поэтому я быстренько записал, как всё обстояло на самом деле.
В моих записях, друзья, все — чистая правда. Спросите у Челкаша, если не верите, — он не даст соврать, ведь он не только самый дружелюбный и самый справедливый, но и самый честный на свете.
