В конце сентября 1942 года число арестованных только в Берлине составило около семидесяти человек, в конце ноября - уже больше сотни.
По распоряжению руководства РСХА делу "Красной капеллы" был придан один из высших грифов секретности - "Секретное дело командования": то, что группа немецких патриотов выступила против нацистского режима, мог знать лишь до предела ограниченный круг людей.
Допросы арестованных следователи проводили в особом режиме, руководствуясь директивой рейха от 12 июня 1942 года "О более жестоком ведении допросов" в отношении коммунистов, марксистов, священников, саботажников, террористов, членов движения Сопротивления, забрасываемых парашютистов, бродяг, а также лиц советской и польской национальностей. Безжалостное избиение, любые пытки при этом считались допустимыми.
Харро Шульце-Бойзен, как и другие антифашисты, мужественно вел себя в застенках гестапо. По утрам он делал физзарядку, чем выводил из себя его мучителей...
С точки зрения обычного ведения следствия уложиться для завершения его в поставленные Гитлером сжатые сроки - до конца декабря 1942 года - было невозможно. Поэтому германский трибунал пошел на хитрую уловку: все участники дела были разбиты на группы по шесть человек и их дознание велось параллельно. Обвиняемых было много, а свидетели практически отсутствовали. В связи с этим показания одних арестованных в ряде случаев использовались в качестве обвинения против других задержанных.
В последнем слове обвиняемые заявили, что они действовали сознательно в интересах Германии, стремясь предотвратить неизбежное тяжелое поражение в войне. Будущее страны они связывали с подлинной демократией, социальной справедливостью, миролюбивой политикой и ее международным авторитетом, которые можно было обрести, опираясь прежде всего на СССР. Союз же с западными странами, по их мнению, сулил Германии новое унижение, пострашнее Версальского мирного договора, подписанного Германией после первой мировой войны. Говорилось также о собственном пути развития послевоенной Германии. В письмах к родным, дошедших до нас, осужденные говорили о большой любви к своим близким, к жизни, родине, о правильности избранного ими пути борьбы, выражали мнение, что память о них не угаснет и будет светлой.
В докладной записке Гиммлеру шеф гестапо Мюллер писал: "Как явствует из протоколов допросов, подсудимые боролись не только против национал-социализма. В своем мировоззрении они настолько отошли от идеологии Запада, который считали безнадежно больным, что видели спасение человечества только на Востоке".
