- Как вы не вернетесь ко мне, так пусть и душа моя никогда не вернется на небеса.
Затем повесил сумку на сучок и, не оглядываясь, зашагал в глубь леса.
Он всегда ходил по краю. Когда возишься с книгами, иначе не бывает. Даже если только переписываешь, даже если только разрешенные Святой Матерью Церковью. Каждый книжник всегда немного чернокнижник, даже если ни одна крамольная мысль не забредала в его голову. В каждой "говорящей странице" всегда есть немного магии.
Он даже семью не заводил, чтоб в случае чего легко было сняться с места и бежать. И не ошибся. Соседу показалось, что его, соседов, садик слишком мал. Он захотел построить беседку на берегу реки, посадить вокруг душистые цветы и по вечерам сидеть в этой беседке с друзьями за стаканом вина, смотреть, как солнце опускается за реку, за вершины далеких гор. Но на реку смотрел как раз дом Киуна. И сосед принял меры.
(А может, беседка была лишь поводом и выход к реке нужен был для чего-то совсем другого? И Киун пал жертвой не соседской любви к прекрасному, а каких-то темных бандитских происков? Кто ж теперь угадает?!)
Соседская служанка путалась с его, Киуна, подмастерьем, от нее-то они и узнали о надвигающейся беде заблаговременно. И Киун вдруг, неожиданно для самого себя, рассвирепел. Укладывая в суматохе вещи, он бормотал под нос, как одержимый: "Я не корова, чтоб меня водили на бойню. Я не корова, чтоб меня водили на бойню. И на черта мне такая жизнь, чтоб все время бояться?"
В какой конкретно крамоле изобличил его сосед, Киун так и не узнал. Для этого нужно было оставаться в городе, дожидаться Серых Братьев, они бы все разъяснили в точности. Но хоть он и храбрился на словах, жизнь была ему все же дорога. Но - в Бога, в душу! - НЕ ТАКАЯ.
Тогда-то и всплыли в памяти все осторожные шепотки, все сладкие обещания пьяненького священника в трактире. И когда, уже из-за городской стены, он увидел черный столб дыма над своей мастерской, он решился.
Пустая, заброшенная церквушка тонула в слоистом тумане. Киун отворил перекосившуюся старую дверь, и в лицо ему пахнуло жаром костра. Это была еще не преисподняя - просто огонь, разведенный прямо посередине церкви, вокруг которого копошились шестеро людей. Старенький седобородый священник, двое подмастерьев из города, бродячий студент с насквозь пропитой физиономией, молоденький монашек в серой рясе. Шестой была благородная дона в алом бархатном плаще, который иногда чуть распахивался, обнажая маленькую смуглую ножку. И Киун тут же нутром почуял, что под плащом у нее ничего, кроме нее самой, нет.
