«На следующий день, – рассказывает Биба, – в десять часов утра военнослужащий внутренних войск Виктор Колотов принял в Киеве воинскую присягу. Поднялся скандал. ЦСКА подключил всех армейских чиновников, которые требовали перевода Колотова в Москву. Слетели со своих постов военкомы Киева и Казани. Досталось и Колотову, его дисквалифицировали, и целый год Витя не имел права выходить на поле. Зато какую он потом принес пользу киевскому „Динамо“, как играл!..»
Из рассказов Виктора Серебряникова:
«Я в 1959 году за „Металлург“ запорожский выступал. Был, как говорили тогда, волосан – молодой значит. И вдруг – вызывают в Москву сыграть за юношескую сборную СССР. Я по ошибке сначала к молодежке прибился, с ними тренировался. Воронин, Денисов, Маношин, Мудрик… Хорошие ребята…
Гавриил Дмитриевич Качалин, тренер, отправил меня к юношам, где наставником был Вячеслав Дмитриевич Соловьев. Приехал к ним, а там на меня – ноль внимания. Потому что в команде одни москвичи собрались, для которых все остальные – „деревня“. Меня даже на контрольную игру не хотели ставить. Спасибо Качалину, замолвил за меня словечко. И я такой агрессивный был на поле, злой на Соловьева, что забил два гола.
Взяли меня в Ленинград на встречу со сборной Болгарии, чемпионом Европы среди юношей в то время. Я и тут отличился двумя мячами.
Поселили нас в „Астории“, бывшей гостинице „Англетер“. Получил я ключ от двести пятого номера. Подходит ко мне старушка, которая ключ вручила, – в берете, блокадница, видно, – и говорит: „Чтоб вы знали, молодой человек: в этой комнате повесился Сергей Есенин… Что вы на меня так смотрите?“ А у меня другие сведения были. Она на меня внимательно взглянула и добавила: „Ну не для многих, а вам скажу, что его повесили“.
Я немножко растерялся, что в таком месте буду ночевать. Есенина я очень любил. У него много хороших стихов. О матери – особенно: „Ты жива еще, моя старушка?“ Я его читаю, когда не спится.
Собрались мы после матча в этом номере: Сергеев, Посуэло, Колбасюк и я. Сбросились, ребята сбегали за водкой. А из закуски принесли лишь кусочек колбаски. Налили по стакану, ребята хлопнули. Смотрят на меня: „А ты че?“ А я водку не пил, только ликерчик немножко употреблял. Но отставать не хотел. Чтобы не сказали: „Подумаешь, деревня!“, тоже опрокинул стакан. Поговорили немного, снова наливают по стакану.
На мое счастье, раздался стук в дверь, и в комнату вошел Соловьев. Посмотрел на водку, в наши осоловелые глаза, но ничего не сказал. Велел мне возвращаться в Запорожье.
