23. Чернышевский и молодые. Изобретение «новых людей». Утопия добровольного ухода и аномальный лидер
– С чего началась и как появилась первая «Земля и воля»[33]? Знаменитые радикалы конца 50-х – начала 60-х годов – это люди, противостоявшие строю и режиму. Еще у Чернышевского был двойной расчет – двигать дело демократии вперед, опираясь на влиятельных либералов, при том сохраняя радикальное идейное лицо. Являть позицию в чистом виде как задел для предстоящих поколений. Зов «идти в народ» шел от Герцена, но не от Чернышевского, который в существенной мере рассчитывал на либеральную среду. И просчитался!
Сподвижники из молодых у Чернышевского появились только перед его арестом. Ишутин[34] сыграл большую роль. Еще нет организации, хотя все на ближнем подходе. В ишутинской группе интересно, если отвлечься от ее советской иконописи – большое общество пропаганды: каждый день у них появлялась новая идея. Но Чернышевскому в голову не пришло бы, что эти спорщики станут стрелять в царя!
Главное не в организациях, а в выходе нового слоя на поверхность. К действию вышел слой людей, пригубивших самоопределения, еще не зная, что им делать. Всплеск проявлений защиты человеческого достоинства. В одной гимназии – движение против телесных наказаний. Достаточно любой грубости, чтобы запротестовали студенты. Мириады инициатив, и фокусирующая точка – утверждение и самозащита человеческого достоинства. Читателей «Современника» было больше, чем бунтарей до выхода на поверхность. Это полюс очень политизированный. Но действующих уже было не «пять-семь», как сосчитал Чернышевский, а многие десятки, если не сотни.
Новые люди сразу выходят когортой, ощущая плечо таких, как они. Их внезапность чрезвычайно характерна. О «хрустальных дворцах» среди них нет и речи. Гимназия, университет – они стремились к знаниям и к независимости. Проблема выбора не была для них идеологической. Не выбор постулатов, а выбор в прямом смысле – как устроить жизнь, чтобы та была достойной, независимой, дееспособной? В этот промежуток вошла и волна естественнонаучного позитивизма, формируя их образ дела.
По отношению к прежним эти – люди дела, первоначинатели. Они начинают с себя. Разве не странно, что Писарев[35], воспитанный в высокой духовности, ценя Пушкина, Сервантеса и Шекспира, делает кульбит и начинает противоположный заход? В этом доказательство от противного исключительного места Пушкина в русском сознании. Раз никаких авторитетов, то нечего размениваться на мелочевку. Цель – Пушкин!
