— Опять, — закатила глазки Виктория. — Может, лучше вызвать специалистов? Всё-таки второй случай и ущерб немалый.
— Разговорчики! — осёк её Дмитрий Степанович. Спорить с ним было бесполезно.
Следующие полчаса тщательно досматривали чужие сумки, выворачивая наизнанку личную жизнь каждого присутствующего. И хотя все они намеревались стать юристами, ни один не воспротивился незаконным действиям тренера. Да и можно ли? Если протестуешь, значит, не чист на руку. Вот такой замкнутый круг.
Естественно, ни у кого ничего найдено не было, кроме тех любопытных деталей, что обнажали причуды некоторых первогодок. Например, у Бутова нашли целую упаковку презервативов, а у Вики пакетик с огрызками яблок. Когда обшаривали Володарёва, носившего с собой скромный пакетик с тетрадками, обнаружили два пузырька с розовым маслом. Он приобрёл их в университетской аптеке ещё утром для вечернего мероприятия. Теперь все будут думать, что он любитель массажа или ещё чего-нибудь этакого.
— Нет уж, вы как хотите, а я пойду в милицию, — заявила Властина после неудачного обыска. — В прошлый раз плеер, а сегодня маникюрный набор с кошельком. Это уже чересчур.
— Ага, а потом все дружно будем ходить на допросы, — подметила расстроенная Зоя, стоя под зонтом рядом с Павлом.
— У меня нет времени на всё это, через пару часов надо уезжать, — сообщил Володарёв, застёгивая куртку. — А в целом, поддерживаю идею обратиться в компетентные органы. Второй случай кражи — это не шутки…
Он отдал зонт приятельнице, а сам в числе других счастливчиков, чьи вещи избежали шаловливых рук воришки, двинулся к выходу.
* * *
Саша уже в пятый раз просигналил под окнами девятиэтажки, недоумевая, почему друг задерживается. Паша выглядывал с лоджии, махал рукой, однако вновь пропадал на целые минуты. Пришлось заглушать двигатель и переться на четвёртый этаж.
— А-а-а, у-у-у, — раздавалось из-под двери приятельской квартиры. — Ну почему-у-у…
Даже расхотелось стучаться. Открыли не сразу, где-то на пятый или шестой звонок. В прихожей стояла темнота, а из кухни доносился истерический плач.
— Да успокоишься ты уже наконец?! — проворчала Элина Евгеньевна и кивнула Молохову вместо приветствия.
Перед ней на табуретке сидела девушка неопределённого возраста, вся зарёванная, лохматая, с дрожащими руками и в мятом костюме. Она сморкалась в здоровенный носовой платок и при этом пыталась что-то произнести. Мать Павла, впрочем, тоже не имела счастливого вида, схватившись за телефон и нервно набирая какой-то номер. Володарёв вынырнул из недр квартиры и позвал в свою комнату.
