Вот ведь военная фортуна! Даже на собственную свадьбу Глеб успел впритык. Несколько дней завершающей зачистки в горах, короткая передышка в Моздоке, походная баня, стрижка и попутный борт до десантного аэродрома. От Дергачевки, маленького поселка, где дислоцировалась десантная дивизии, до города С* подбросили сослуживцы. Прощаясь, он пригласил знакомого шофера на свадьбу, ведь отмечать будут не в ресторанной кутильне, а под каштаном рядом с Наташиным домом.
Закинув за спину вещмешок, Глеб прошел с вокзала через центр и железнодорожный мост до окраины. В подъезде приторно пахло сосновой смолой. Глеб с удивлением прошел по сосновым иглам и долго звонил в испуганно притихшую дверь.
Бездомный серый котенок с мяуканьем терся о его ноги. Чуя недоброе, Глеб взял его в огрубевшие ладони, потер за ухом.
– Киса, – спросил он, – где Наташка-то?
Скрипнула дверь, и на площадку выглянула пожилая соседка, из ее причитаний и всхлипов Глеб узнал все. Зажмурившись, он представил затяжной парашютный прыжок в черное облако. Это был один из десантных тренингов – если во время прыжка парашют не раскроется, ты всеми силами представляешь, что летишь в затяжном прыжке, это гасит панику и позволяет сохранить ясность мыслей. С этой минуты он находился в состоянии затяжного прыжка с подспудным ожиданием удара.
До нового кладбища за городом было час ходу. По дороге Глеб сорвал несколько сухих колосков и ветку земляники с маленькой, темной от жары ягодой. Постоял над сиротливым холмом из привядших цветов. На могиле уже вырос деревянный крест в красноватых потеках смолы. Над венками кружили осы. Закатное солнце облило холмик густо-багровым. Бутоны запеклись, и зелень почернела. Он достал из рюкзака бархатную коробочку, где в алое донце были вставлены два кольца, вынул узенький зеркально сияющий обруч, и оставил поверх земляники и колосьев. Тупо глядя на фото, он прошептал обрывок песни:
– Мои браты… Мои браты, соловьи в лесе…
Мои сестры, мои сестры, в жите перепелки…
Нелепая дурная смерть Наташи не вмещалась в его представления о божьей правде. Незыблемые своды, на которых стоял его мир, рухнули, и внешне сохраняя каменное спокойствие, Глеб выгорал изнутри, как уголь в костре. Смерть, безликий всадник на черном коне, все же взяла свою дань с его судьбы, а может быть, только вернула лишнюю пулю, когда-то ударившую из его ствола.
Вечером, уже в конце рабочего дня он вошел в кабинет Савельича – легкий, почернелый на горном солнце, с ранними морщинами поперек лба.
