У распахнутых ворот верхом на сивом коньке восседал Гюрята. При виде старца испуг до чрева пробрал посадника, краснота сбежала с одутловатого лица, и конь, отдохнувший и сытый, вдруг зашатался и встал на дыбки, почуяв волчий дух.
Там, в солнечном Царьграде среди золотых куполов и трезвона по-иному стучало сердце, и думы приходили иные: легкие и беспечные. Вот и в Киеве на холмах уже стоят церкви златоверхие, и во многих городах исповедуют Бога Распятого, а здесь, в лесах и болотах, еще древние духи властвуют – карают и милуют, сулят удачу воинскую и долгую жизнь, или враз все отнимают. Но не таков Гюрята, чтобы идти на попятную – он и у нового бога сумеет заслужить все, что давали прежние.
– Здоров ли ты, посадниче? – спросил Чурило.
Тяжело засопел посадник, но рта не разомкнул и с коня не слез, так, величаясь в седле, сверху смотрел на старца.
– Великое богатство везешь ты в Ладогу, – усмехнулся Чурило и показал посохом на обоз и крытый возок с черноризцами, – или забыл ты закон Прави – что лишнее, то не надобно!
– У меня теперь новый закон, – буркнул Гюрята.
– Не спесивься, посадниче, новой верой. Что новое, то от Нави, – напомнил Чурило.
– Сама Ольга узнала, как силен греческий бог!
– А тебе чего не достало, Гюрята? Чем обаяли тебя? Дымом курений, сладкогласным пением? Приди на болото: там бело от густого тумана, и лягушки, квакая до рассвета, более нас славят Богов и милость их. Чего не добыл ты силой меча и с помощью родных Богов?
– Пустое лаешь, старик! – прикрикнул Гюрята.
– Прощай, посадник, много слов – хорошо лишь в Киеве, – вздохнул Чурило, – и вот еще – пришли мне Пребрану! – и старец слегка ударил посохом в мерзлую землю в знак того, что разговор окончен.
– Пребрану? – посадник сдвинул мохнатые брови, и волки сейчас же обнажили клыки и зарычали. – Чего угодно проси старик, все к ногам твоим брошу, только забудь про Пребрану!
– Негоже стало Игоревой дочери в твоем тереме.
– Не Игорева она дочь, а найденыш! Не отдам девку!
Гюрята натянул поводья и в кровь разорвал губы взбеленившемуся коню.
– Горько пожалеешь, Гюрята!
– Скорее Волхов потечет вспять, чем я о том пожалею! – Ударил Гюрята коня плеткой и, разметывая комья грязи, поскакал догонять обоз.
