Она быстро оделась, выскочила из каптерки, и подбежала к пульту. Вновь сработал запертый чердак. Она сбегала на третий этаж, проверила замок и печати. Должно быть, крыса… Она выключила сигнализацию, записала ее в ремонт и долго лежала в темноте, раскрывая глаза все шире, чтобы чернильный мрак пролился в ее мозг и вызвал короткий облегчающий сон.
Снова сработал датчик, на этот раз в тихом и темном Бронзовом зале. Наташа едва дошла до пульта и сбросила сигнал.
Она разделась и снова легла, но новая тревога подбросила ее с постели. Она кое-как оделась, не заметив, что неровно застегнула рубашку, схватила пистолет и на всякий случай передернула затвор. На схеме мигал красный клоп: Бронзовый зал. Что делать: самой осмотреть зал или вызвать тревожную группу? Тогда выяснится, что она сама отпустила Галкина, не поставив в известность дежурного. Не в силах унять нервную дрожь, Наташа вынула пистолет, передернула затвор и, старясь ступать как можно тише, пошла по коридору.
В маленьком тесном зальчике было тихо и затхло. Датчики влажности бросали зеленоватые отсветы, как болотные огоньки. Кто-то черный, бесформенный горбился у ног глиняной богини. Широкий воспаленно-розовый луч ползал по плите с надписями и по распахнутой витрине. Метнувшись по паркету, он нащупал цель и впился в Наташу.
– Стой! Руки за голову! – срывающимся голосом крикнула Наташа.
Темное существо метнулось к выходу, но она успела перегородить дорогу и, держа пистолет обеими, руками предупредила:
– Стой! Стрелять буду!
В ее лицо уперся горячий ядовито-сиреневый луч. Зажмурив глаза, девушка упала на колени. Слезы лились по щекам. Холодная чешуя рукояти царапнула ладонь, пистолет качнулся в ее ладонях, обретая свое привычное равновесие. Сжимая обожженные веки, она надавила на спусковой крючок и оглохла от грохота взрыва. Глиняная статуя богини разлетелась на черепки и рассыпалась по полу грудой осколков. Секунда, и пистолет вылетел из ее руки, выбитый резким ударом. Удар в живот, и она забилась под тяжестью гибкого тела. Ледяное дуло впилось в правый висок…
Ясный летний рассвет, пляска солнечных пятен на дорожке сада и беззаботное пение птах дарят радость лишь людям с чистой совестью. Валерий проснулся от чувства непоправимого ужаса. Яркий солнечный свет, бьющий сквозь прищуренные веки, был для него ужаснее могильной тьмы. Он встал на карачки и долго тряс головой, прогоняя зудящую боль. Немного опамятовав, он обшарил карманы, на правом боку болталась пустая кобура.
