— Так расскажите нам, что с вами случилось.
— В наш дом попала бомба. Мы живем на пятом этаже, а бомба разорвалась на первом. Лестницы обвалились, в коридоре дырка от бомбы. Но через нее невозможно выбраться — потому что нижних этажей уже нет. В нашей квартире все качалось. Пожарные боялись приставлять лестницу. Как только нас спустили, я сразу пошел на занятия.
— Хорошо, Боря. Садитесь. Мы сочувствуем вам, однако старайтесь все же в будущем не опаздывать. Я задаю себе вопрос, — учительница оторвалась от печки и, кутаясь в платок, заходила по классу, — ну, какое отношение имеет любовь двух людей, живших почти век назад, к нам сейчас, в такое ужасное время? — Генке показалось, что старая учительница подсмотрела его мысли и отвел глаза. — Я говорю об Иване Сергеевиче Тургеневе и Полине Виардо, — продолжила она. — И сама, молодые люди, на него отвечу: огромное. Если мы позволим этому, нашему, времени одержать победу над нами, над городом, культурой, тогда оно не только разрушит наши дома и библиотеки, но и сломает нас как людей, сделает духовными калеками на всю жизнь. Я уверена, что память о другом времени — созидательном, о времени высоких чувств, — а на уроках мы много говорили об этом, — поможет всем нам перенести тяжелые испытания…
Учительница, наверно, продолжила бы отвечать на свой вопрос, если бы в класс не проскользнул завуч школы и не прошептал бы что-то ей на ухо. Завуч ушел, а Ирина Самойловна, оглядывая учеников, продолжала молчать. Она должна была объявить, что школа с сегодняшнего дня закрывается на неопределенный срок, потому что классы нечем отапливать, болеют учителя и многие ученики. А это означает, что они, учителя, будут разделены со своими учениками и не смогут быть вместе с ними в трагические для города дни. И она сказала все это.
— А теперь вы можете получить в столовой порцию супа. Будет выдана не одна, как обычно, а две конфеты. О возобновлении работы школы узнаете по объявлению…
В коридоре Генка миновал группу своих одноклассников. «Панов!» — кто-то из них его окликнул.
— Панов, я хочу вам сказать, мне очень понравилось ваше сочинение… Неожиданное! Ирина Самойловна не стала читать его в классе — вы так сердито напали на Добролюбова! Но мне прочесть дала. Не выдавайте меня. Конец сочинения ее просто потряс. Там вы пишете: «Ответим прямо на вопрос, где мы ожидаем увидеть сейчас „лишнего человека“ офицера Печорина и где, как вы пишете, „великого критика“ Н. Добролюбова? Мы знаем, такие „лишние люди“, как Печорин, в небе, на море, на полях сражений, не зная страха, не жалея своей крови, сейчас сражаются с врагами Родины. А где Добролюбов?.. Не видно критика. Укрылся где-то в тылу, броней загородился». Знаете, Панов, я тоже, когда читал статьи Добролюбова, не совсем понимал, как можно в одну компанию включить Печорина и барича и лентяя Обломова.
