Бабушка с дедушкой сразу встали. У меня сжалось сердце, когда я увидела, насколько бабушка постарела. Ее сильно загорелое лицо напоминало сморщенное печеное яблоко, на котором ярко выделялись голубые глаза. Зато дед совершенно не изменился. Его короткие седые волосы по-прежнему были густыми, фигура сухощавой и подтянутой, спина прямой. На узком, как у меня, лице блестели живые карие глаза.
«Наверное, по сей день занимается йогой», — подумала я, наблюдая за его упругой походкой.
Дед пошел открывать ворота, а бабушка вытянула шею и внимательно вглядывалась в окна машины.
— Баба Шура! — закричала я, помахав ей рукой из открытого окна, когда мы остановились.
Она сощурилась, закрывая глаза крупной ладонью от закатного, но все равно яркого солнца, и шустро ринулась ко мне. Выйдя из машины, я тут же попала в ее объятия.
— Внученька! — быстро заговорила она. — Ну, наконец-то ты нас порадовала!
Она оторвалась от меня и оглядела с ног до головы откровенно восхищенным взглядом. Потом сложила короткие полные руки на животе и довольно сказала:
— И какая же ты стала красавица!
Мы зашли с ней в ворота вслед за заехавшим «Москвичом». Я увидела, что отец достает из багажника сумки, а дед спешит ко мне.
— Ты только посмотри, Митя, — радостно заговорила бабушка. — Таня — просто красавица! Ее и не узнать!
— Что ты, Шура! — улыбнулся дед. — Она всегда у нас такой была! Ты просто забыла!
Он подошел ко мне и осторожно поцеловал в щеку, едва коснувшись губами.
— Комбанва, — неожиданно для себя поздоровалась я по-японски.
Это означало «добрый вечер».
— Добрый, добрый, — машинально сказал дед и вдруг замер, глядя на меня широко открытыми глазами.
— Таня! — не менее его изумилась бабушка. — Ах, да, мама говорила, что ты жила в Токио.
— Ты мне все подробно расскажешь, — улыбнулся дед.
И я заметила, что его желтоватые щеки покраснели.
«Интересно, а как на самом деле его зовут? — отчего-то подумала я. — Может, Митихиро?»
Так звали одного моего японского друга, с которым я познакомилась в Токио.
— Ну, вы так и будете во дворе стоять? — спросил отец.
Он закрыл гараж и шел к нам.
— Ох, чего это я! — тут же захлопотала бабушка. — Милости просим!
В доме ничего не изменилось. Из маленькой веранды, густо оплетенной плющом, заставленной внутри какими-то сундуками, корзинами, мешками, я вошла в довольно большую комнату, которую бабушка использовала как столовую, когда собиралось много гостей. Слева от входа была дверь в гостиную, а из нее можно было попасть в маленькую спальню. Справа в углу столовой находилась большая русская печь, и за ней располагалась кухня. По другую сторону в закутке возле печи всегда стоял топчан, и я очень любила на нем спать. Это было мое законное место. Я, увидев, что все осталось без изменений, тут же направилась к топчану и поставила свою сумку сбоку в узкое пространство между ним и небольшим книжным шкафом. Маленькое бра с матовым стеклянным плафоном, треснувшим с краю, все так же висело на стене возле шкафа. Я вспомнила, как любила читать по ночам под этим бра, когда все уже давно спали.
