Однако, со временем целителя стало тяготить шумное окружение. Стремясь к строжайшему монашеству и пустынножитию, он перебрался в глубь тайги версты за четыре от выросшего вокруг его первой обители селения, уже получившего в народе к тому времени имя Варлаамовка.
Новое пристанище располагалось в пихтаче, в подковообразном ложке под защитой громады серо-бурой скалы. Из под нее, вскипая песчаными султанчиками, бил жизнерадостный ключ. Убегая по ложку, он крепчал, шумел, сердился крохотными водопадиками и замирал на малюсеньких плесах. Вода в нем была студеной и очень вкусной.
Прямо возле своей пустыни Варлаам соорудил часовенку во имя особо почитаемой им Семистрельной Божьей Матери.
Шли годы. С неослабной теплотой и душевным рвением отшельник помогал всем страждущим, кто приходил к нему за помощью, словом и делом. Никто не знал отказа, для каждого, по мере сил он старался сотворить добро. Тихими и кроткими словами врачевал самые загрубелые и ожесточенные сердца; примирял враждующих.
Послушать его просветляющие проповеди или излечиться от недуга по-прежнему приходило множество страждущих и немощных, но теперь из почтения к пустыннику, ревнителю древнего благочестия, рядом никто не осмеливался селиться.
Осенью 1863 года, когда Варлааму перевалило за шестьдесят, воздал Творец преданному человеку - даровал сироту: привел прямо к порогу обители мальчонку лет десяти-одинадцати, покрытого сермяжными лохмотьями, и даже креста нательного не имевшего. Стоял он сизый от холода, переступая босыми ногами на прихваченной инеем листве, и смотрел на Варлаама взглядом зрелого человека, познавшего всю горькую изнанку жизни. Но тяжесть пережитых невзгод не придавила его, не сделала униженно-заискивающим или недоверчиво-злобным. Напротив, малец выделялся самостоятельностью: кормился не подаяниями, как большинство бродяжек, а промыслом. Копал съедобные коренья, собирал орехи и ягоды, умело ставил силки, плетенкой ловил рыбу.
Варлаам, понимая, что житие его на земле клонится к закату, в этом стойком, немытом создании узрел того, кто способен будет перенять и понести накопленные им знания, опыт далее и принял отрока как родимое чадо. Да они и схожи были. Оба сухопарые, высокие, с серыми глазами на узких, благородных лицах, окаймленных волнистыми прядями волос.
Любознательному подростку, нареченному Никодимом, учиться понравилось. Он с легкостью осваивал не только грамоту, но и Божественное писание. Успешно постигал основы строго соблюдаемого в этих краях первоисточного православия. Всего за три года изучил Часослов, Катехизис, Октоих. Наизусть читал псалмы из Псалтыря, до никоновой поры писанного. Книги старославянские возлюбил. Особенно “Житие” и “Книгу бесед” протопопа Аввакума. Наряду с этим усердно вникал в азы врачевания. Запоминал, как готовятся и употребляются настои, отвары; что из них применять внутрь, что наружно.
