Миша Коробкин был опытней. Он уже приглашал двух артистов цирка и одного академика и умел это делать.
Он поминутно вынимал блокнот, заглядывал в него и прятал обратно. А потом, страдальчески глядя вверх, шевелил губами: учил наизусть то, что скажет писателю.
Когда он дошел до"… ваши познавательные книжки воспитывают в нас…" Лида дёрнула его за рукав и тревожно спросила:
— Слушай, а что, если он опять куда-нибудь улетел?
Миша её не слушал. Он учил текст про Алексея Ивановича. Бедный, он всегда всё учил наизусть. Но зато не боялся, что где-нибудь скажет не то, что надо.
А Лиду грызли сомнения. Она теребила Мишу за рукав:
— А что, если он обещал уже другой школе? А если он скажет: уходите вон? Миша остановился.
— Слушай, Шершилина, — строго сказал он. — Я до сих пор не понимаю, почему со мной послали тебя, а не Витю Витковича. Но если уж ты попала в делегацию, не задавай дурацких вопросов, держи себя прилично.
Лида замолчала и виновато поглядела ему в глаза.
Раз нельзя было разговаривать, она стала на ходу заплетать косичку и расправлять бант, который сидел на её голове, как бабочка-капустница. Когда они проходили мимо шляпного магазина, Лида даже отстала от Миши и на ходу присела перед витриной, чтобы разглядеть себя в зеркале между шляпами.
Миша оглянулся. Он увидел Шершилину, сидящую на корточках, горько усмехнулся, взял её за руку и перевёл на другую сторону улицы. Они пошли мимо дома, застроенного лесами.
— Я, кажется, предвижу, — сказал Миша, — что из-за тебя будет масса неприятностей.
И не успел он сказать, как сверху, с лесов, свалилось ведро с мелом. Правда, им удалось отскочить, но несколько брызг всё-таки попало на Мишу.
А кто-то усатый свесился сверху. И вместо того, чтобы извиниться, заорал, что у него не сто рук, что пускай всё идёт к чёрту и что если ему не пришлют подсобниц, то пятого этажа не будет.
Миша посмотрел на свои парадные брюки с белыми кляксами и задохнулся от негодования. Лида никогда не видела, чтобы чинный и рассудительный Коробкин так сердился!
Миша кричал усатому, что тот не имеет права! И что пускай он сначала заплатит за брюки девять рублей сорок копеек!
Лида пыталась его успокоить. Она говорила, что это ничего, это только мел, он высохнет и стряхнётся.
Но только когда Лида сказала: "Мы же опоздаем!" — он замолчал и зашагал дальше.
— Это всё ты, — проворчал он.
— Почему я? — поразилась Лида.
— Потому что, если бы ты не торчала перед зеркалом, ведро бы упало не впереди, а сзади. Понятно?
