Потом меня проводили в учительский дом, устроили на ночлег, и едва я стащил свои одежды, лег и закрыл глаза, как длинная и плавная волна океана снова меня подхватила. Только теперь это была еще и теплая волна…
Наутро я пошел посмотреть на поселок. Я сразу увидел маяк. Серый домик с башенкой стоял над обрывом, на склоне большой круглой сопки, совсем не так высоко и далеко, как это выглядело ночью. Я поднялся к нему. Отсюда хорошо было видно неширокую, но длинную галечную косу, отделяющую лагуну от моря. За лагуной лежала тундра, ее пологие холмы постепенно повышались к горизонту. Километрах в тридцати на западе в море выдавался мыс, подобный тому, на котором я стоял. Вдоль косы тремя рядами выстроились немногие домики поселка. Конец августа — для Чукотки поздняя осень. Все было окрашено в мягкие — голубоватые, зеленоватые, желтые — тона… Меня поразила эта картина. В ней не было изломанных линий, мрачного колорита Берингова пролива, не вызывала она ощущения затерянности на краю земли (а здесь как раз и был край земли) — в ней были завершенность, спокойствие и простота. И я понял, что отныне мне предстоит постигать на Севере именно это спокойствие и простоту…
7
Перед зданием дирекции билибинского горно-обогатительного комбината (ГОК) есть Доска почета с портретами передовиков и тут же невысокая мачта со звездочками. На эти звездочки я поначалу не обращал внимания, принимая за обычное украшение, пока не услышал однажды разговор прохожих:
— «45 лет» горит, «Анюйский» горит, остальные не горят…
— И комбинат не горит.
— А вчера горел?
— Вчера тоже не горел.
— Плохо.
Звездочек было шесть: по числу приисков в районе, и одна общая, комбинатовская. Горящая звезда означала, что суточный план добычи золота выполнен. Каждый билибинец, проходя мимо ГОКа, обязательно посмотрит на звезды…
С весною, с появлением воды в ручьях и речках, начинается для золотодобытчиков настоящая… не хочется говорить — страда, так уже затаскано это слово, но иначе действительно не назовешь. Из всех многочисленных видов страды, по всеобщности и напряженности, по азартности интереса к ней, более всего она напоминает мне уборку хлопка в какой-нибудь из среднеазиатских республик. В Ташкенте, например, в такую пору можно спросить незнакомого человека: «Сколько уже, не слышали?» — и тут же, не уточняя, о чем речь, он ответит: «Четыре пятьсот…» Да, а проще: начинается промывочный сезон, который длится до наступления холодов — теоретически, а практически — иногда и дольше. В газетах — от областной «Магаданской правды» до районной «Золотой Чукотки» — ежедневно помещается табличка: «Календарь промывочного сезона. Выполнение плана добычи золота за минувшие сутки…» В Средней Азии цифры обозначают тысячи тонн. Здесь — проценты.
