Сказал так хищник злой, взмахнул крыльями черными и улетел куда-то за горы. А Петрусь подошел на край горы, глянул вниз и отшатнулся в страхе: пропасть такая глубокая, что и земли не видать, а кругом на камнях кости человеческие белеют и над костями черные вороны кружатся.
Сел опять Петрусь на камень и задумался. Слезы из глаз у него полились, тоска черная сердце сдавила. «Не видать мне больше матушки моей родимой, — думает Петрусь, — не любоваться мне больше Тихим Доном любимым. Не смогу я спуститься с горы этой, не уйти мне никогда от хищника злого».
Вдруг слышит Петрусь — засвистели крылья в воздухе. Прилетел турецкий хан, в когтях чайку белокрылую держит. Сел он на свою скалу, взмахнул левым крылом и говорит:
— Вот, детеныш человеческий, птицу тебе принес из края твоего. Летала она над Доном, кричала людям, что жив ты, детеныш, что видела она, как я унес тебя в царство свое. А мне надобно, чтоб забыли люди о тебе, не вспоминали. За это птицу глупую уничтожить надо.
Чайка белокрылая смотрит на Петруся, будто сказать что-то хочет, да хищника злого боится.
— Не убивай птицу, великий хан, — проговорил Петрусь. — Пусть живет она со мной на этой скале, чтоб не скучно мне было.
Засмеялся хищник и отвечает:
— У чайки сердце не злое, в друзья она нам не годится. Тебе, детеныш человеческий, не такого товарища надо.
Ударил он чайку лапой своей страшной, разорвал ее на части когтями острыми, взял в клюв сердце чайкино и говорит Петрусю:
— А вот этим ты пообедаешь, детеныш человеческий… Отвернулся Петрусь, молчит. Жалко ему чайку белокрылую, да знает: заметит в нем жалость хищник злой — сбросит со скалы.
А орел опять крыльями взмахнул и улетел прочь.
Немного времени прошло, как прилетел хищник назад, в когтях голубя сизокрылого держит. Ударил его клювом в голову, выклевал сердце из груди и бросил Петрусю под ноги:
— На, ужинай, детеныш человеческий. Голубь — птица ласковая, мирная, их всех убивать надо.
Потом посмотрел на Петруся и спрашивает:
— Ну как, не жалко тебе птиц этих глупых?
Встал Петрусь с камня, взглянул в злые глаза хищника, опять промолчал.
А тот допытывается:
— Жалко тебе или не жалко птиц этих глупых?
— Чего их жалеть, коль они уже мертвые? — отвечает Петрусь. — И тебя, хан турецкий, когда ты мертвым будешь, тоже жалеть не буду.
Сверкнул орел глазами и говорит:
— Вижу, толк из тебя будет, детеныш человеческий. Быстро ты к крови привыкаешь.
Вот так и начал жить Петрусь на скале высокой, в горном царстве хана турецкого.
