И вот рядом остановился автомобиль. За рулем сидел мужчина в светлом деловом костюме.
— Вам куда? — спросил он.
— Вообще-то в Питтсбург.
— Я возвращаюсь домой в Норристаун. Если устроит, могу подбросить до Турнпайка.
— Великолепно.
Я сел в машину.
Водитель оказался не из разговорчивых; я откинулся на спинку и попытался продолжить свои воспоминания, однако в голову ничего не шло. Ладно. Я уже не чувствовал того напряжения, как в такси, и мог бы, пожалуй, призадуматься над сложившейся ситуацией. Тогда, возможно, от примитивной реакции — бегства — удалось бы перейти к действиям.
Барбье определенно намерен меня убить. Сомнений нет. И Мэтьюс до сих пор работает на него, как и другие члены группы…
Группа… Вот ключ. Когда-то в нее входил и я, хоть сейчас даже думать об этом противно. Малыш Уилли, Мари Мэлстренд… Кора? Нет, она тут ни при чем — случайная встреча во время ее отпуска во Флориде. Энн Стронг? Очень похоже. Нас было четверо. Да. Четверо, наделенных…
Все мы были наделены необычайными психическими возможностями. Я общался с машинами — этакая телепатия между человеком и компьютером. Я мог читать их программы на расстоянии. Мари? Мари способна была воздействовать на предметы. ТК, телекинез. Но, способная физически уничтожить компьютер, она не могла узнать его содержимое, как это мог сделать я. Энн? «Обычный» телепат: читала мысли людей и внушала им что угодно, включая очень реалистические образы. Малыш Уилли?.. Он мог оказывать физиологическое воздействие, манипулировать веществом и энергией лишь внутри живых организмов.
Насколько сильны эти способности? Где их пределы? Память подсказывала… Как-то раз Мари на спор подняла Энн на несколько футов от пола и держала с полминуты, но вспотела, тяжело задышала и опустила ее довольно резко.
Малыш Уилли… Чем ближе вы к нему, тем скорее он сделает свое дело. Внезапная смерть в десяти футах, в двадцати — уже медленнее. Тридцать-сорок — давались ему с трудом. Пожалуй, его предел — пятьдесят футов, и минут пятнадцать понадобится ему, чтобы добиться результата.
Энн… Ее способности не зависели от расстояния. Она вполне могла сидеть в гостинице на Флорида-Кис и внушать мне образ того змея, когда самолет шел на посадку в Филадельфии. Слабость ее заключалась в другом, но в чем именно, вспомнить я не мог. Энн была неравнодушна к цветам. Их примитивные эманации неизменно успокаивали ее в минуты душевных тревог. Такое важное место занимали цветы в ее жизни, что часто окрашивали — или, вернее, ароматизировали — внушаемые ею образы. И еще — Энн могла заставить не видеть то, что действительно существовало.
