— Да, — сказал Шарроукин. — Дети постоянно тонули. Порой вода внезапно возвращалась в пещеры. И была поговорка, что лучшая соль получается из костей.
— Довольно обработки молотом, — сказал Тарса, убирая клинок из-под ударов Шарроукина. — Иначе лезвие затупится.
Саламандр поднял клинок за стержень и осмотрел кромку лезвия.
— Симметрия не идеальна, но деформации нет.
— Пойдет?
Тарса опять кивнул и передал клинок Шарроукину, который вытер его начисто, после чего принялся шлифовать мелкозернистой пемзой.
— Полируй клинок, пока он не начнет блестеть синим, как летний вечер.
— Я не видел солнца до тринадцати лет, — сказал Шарроукин.
— Тогда представь синюю броню Восьмого легиона.
— Мне больше нравится представлять ее красной от их крови.
— Красный ты получишь при закалке.
Шарроукин положил клинок на наковальню.
— Один выпад — и лезвие становится красным. Мне это нравится.
— Если хочешь, я могу изготовить тебе рукоять.
— Это будет честью для меня, Атеш, — ответил Шарроукин.
— Нет, для меня, Никона, — сказал Тарса.
— Только что-нибудь простое. Я не любитель вычурного оружия.
— Две пластины из лакированного черного дерева?
— Отлично, — ответил Шарроукин. — Прости, сегодня душа к ковке не лежит.
— Тебя все еще беспокоит миссия?
Шарроукин посмотрел через плечо на трудящихся Железноруких. Под покровом пара и на фоне пламени из горнов они казались какими-то гротескными чудовищами, ограми из пещер.
— Да, она меня все еще беспокоит.
— Ты не считаешь ее хорошей? — спросил Тарса, беря пемзу и придавая лезвие еще большую остроту.
— В том и проблема, она слишком хорошая, — ответил Шарроукин.
— «Око за око» — подход древний, как само время, — заметил Тарса. — И согласись, есть в нем некое оперное величие.
— Оперное? — приподнял бровь Шарроукин.
— Среди летописцев Сто пятьдесят четвертого экспедиционного флота было немало драматургов и поэтов. Я имел честь присутствовать на постановке «Симфонии изгнанной ночи». Сцену, в которой кардинала Танга отправляют в заключение на Нуса Камбаган, и его убивают те, кто когда-то пострадал от него, многие считают ярчайшим примером ранней имперской политики.
— Я рад, что ты любишь оперу, но суть в том, что миссия дает Железным Рукам именно то, что они хотят, — сказал Шарроукин. — А возможность убить Альфария? Едва ли перед Десятым когда-либо встанет лучшая задача, если только Фулгрим не окажется опять на перекрестии моего прицела.
— Она дала цель нашим собратьям, — заметил Тарса. — А воин без цели опасен. Жестокость должна получать выход, иначе люди, созданные ждя убийства, обратят ее против самих себя. И ведь мало кто склонен самокалеченью так, как сыны Ферруса Мануса.
