– И еще не такое. На полигоне он подначивал нас: стрелять нужно, старательно целясь, случайно в цель попадают лишь одни сперматозоиды. Но вам это в ближайшие пару лет не грозит. В увольнительную каждому на это место замок лично повешу. Ключ только у меня, отопру, когда вернетесь, иначе горя с вами не оберешься. Находились дураки – верили…
Пьяная рабочая присела на ступеньку, сопя и бурча себе под нос.
– Все равно все сдохнут, всех холера заберет. Лучше я от пьянки сдохну, чем вы от срачки зальетесь. Я не бурду твою пила, а водочки московской хлобыстнула, в компании, тебе не честь…
Пора было уходить, и так засиделась, в отделе меня уже заждались. Заведующий повел меня какими-то закоулками, лабиринтами между штабелями бочек. Темно, сыро, спертый, пропитанный винными парами воздух, запах кислоты. Под ногами железобетонные плиты, отполированные за целый век, а то и больше, а вверху своды из кирпича, тоже заморенного временем и копотью. Как можно в этой темноте ориентироваться. Я шла за ним, как овца на заклание, безропотно и понуро. Вдруг меня тревожно осенило: а если он меня бросит здесь, я вовек дорогу одна не найду. Сколько раз мы огибали очередную колонну, подпиравшую свод, сворачивали то влево, то вправо. Тревога не рассеивалась: куда тащимся, выходом никак не пахло, вот влипла, так влипла. Наконец подул приятный ветерок, вроде как с улицы, и высветилась тонкая струя света из круглого, за решеткой, отверстия почти под потолком. Однако по-прежнему ничего кроме бочек все равно я не различала. Спина «горы человека» еще раз мелькнула передо мной и внезапно вовсе исчезла. От страха я вросла в пол, застыла как вкопанная, не в силах больше сдвинуться с места.
– Ольга Ёсиповна, сюда, чуть левее.
Что делать? Что он от меня хочет? Сколько гадостей о нем все рассказывали, вот и я, дура, влипла в идиотскую ситуацию. Делать хронометраж рабочего времени пошла. Ничего себе хронометраж получается. Если что, мне даже нечем его треснуть. Я отступила назад и наткнулась на бочку. Отпрянула, повернула голову влево, как он сказал, и увидела вроде бы дверь, свет сквозь темень пробивался как раз из ее проема.
– Ольга Ёсиповна, Олечка, смелее. Увидите сейчас мои сокровища, – голос, как мне показалось, звучал оттуда.
Еще шаг, и я оказалась в комнате, больше напоминавшей подсобку. Все ее стены были обклеены старыми театральными афишами, фотографиями, газетами, вырезками из журналов. Полочки ломились от каких-то пожелтевших бумаг, старых книг, рисунков. По углам стояли мешки с набитыми в них старинными чайниками, самоварами, иконами. На стенах висело несколько часов. Все это в пыли и дымке, от всего исходил неприятный затхлый запах.
