Подшофе | страница 18
В лондонском «Сесиле» все были вежливы; долгие величественные сумерки на реке дисциплинируют, а мы были молоды, но нас все равно поражали индусы и королевские процессии.
В парижском «Сен-Джеймс и Албани» весь номер провонял нашим армянским бурдюком из необработанной козлиной шкуры, и «мороженое», которое не тает, мы положили за окно; там имелись непристойные открытки, но мы были беременны.
В венецианском «Ройял Даниэли» был игровой автомат, на подоконнике – вековой слой воска, а на американском эсминце служили превосходные офицеры. Мы веселились, плывя на гондоле, все время хотелось послушать нежную итальянскую песню.
В залах для приемов в Hôtel d’Italie во Флоренции равным образом запечатлелись в памяти бамбуковые занавески, больная астмой, жалующаяся на зеленый плюш, и рояль из черного дерева.
А на золоченой филиграни «Гранд-Отеля» в Риме обосновались блохи; скрываясь за пальмами, чесались служащие Британского посольства; администратор и портье сказали, что начался блошиный сезон.
В лондонском «Клариджез» подавали клубнику на золотом блюде, а вот номер располагался в глубине здания, и там весь день было сумрачно, к тому же официанту было все равно, съезжаем мы или нет, хотя из всего персонала мы только с ним и общались.
Осенью мы перебрались в «Коммодор» в Сент-Поле, и пока ветер гонял по улицам опавшие листья, мы ждали рождения нашего ребенка.
Стены в «Плаза» были увешаны гравюрами, гостиница изысканная и тихая, а метрдотель был настолько любезен, что никогда не отказывался дать пять долларов взаймы или одолжить «Роллс-Ройс». В те годы мы путешествовали не много.
Deux Mondes в Париже торцом выходила в унылый бездонный внутренний двор у нас за окном. По ошибке мы искупали дочку в биде, потом она выпила джин с шипучкой, приняв напиток за лимонад, а на другой день сломала столик для завтрака.
В отеле «Гриммз-Парк» в Йере кормили козлятиной, а в горячем облаке белой пыли делалась ломкой и утрачивала присущий ей цвет бугенвиллия. У входа в парк и возле борделей слонялось множество солдат, слушавших патефоны-автоматы. Ночи, наполненные запахами жимолости и армейской кожаной амуниции, с трудом поднимались по склону горы и окутывали сад миссис Эдит Уортон.[21]
На пляже Рул в Ницце мы решили, что разумнее снять номер без вида на море, что все смуглые мужчины – принцы, что даже в мертвый сезон нам всё это не по карману. Во время ужина на террасе в наши тарелки падали звезды, а мы, пытаясь почувствовать себя там уютнее, искали глазами знакомые лица людей с нашего парохода. Однако мимо никто не прошел, и когда подали