– Да, дорогой, – кротко ответила она. – Я вела себя очень глупо, я все поняла.
Выйдя в холл, он неожиданно остановился у двери детской:
– Она спит?
– Крепко спит. Можешь зайти и взглянуть на нее – пожелаешь ей спокойной ночи.
Они вместе тихонько вошли и склонились над кроваткой. Маленькая Эди крепко спала в прохладной темной комнате – на щечках играл здоровый румянец, розовые ручонки были крепко сжаты в замочек. Джон протянул руку над бортиком кроватки и легонько погладил шелковистые волосы.
– Спит, – озадаченно пробормотал он.
– Еще бы, после такого вечера…
– Мис’ Эндрос, – донесся из коридора театральный шепот цветной горничной, – к вам пришли миста и мис’ Марки, они там внизу. Миста Марки весь порезан на кусочки, мэм. Лицо выглядит, словно ростбиф. А мис’ Марки – она вроде как в ярости, мэм.
– Какая бесподобная наглость! – воскликнула Эдит. – Скажи им, что нас нет дома. Я ни за что на свете не спущусь вниз.
– Еще как спустишься! – Голос Джона звучал твердо и категорично.
– Что?
– Ты спустишься вниз сию же минуту, и, кроме того – что бы там ни сказала и ни сделала эта женщина, – ты извинишься перед ней за то, что наговорила сегодня. После этого можешь забыть о ней навсегда.
– Но… Джон, я не смогу!
– Ты должна! И помни – ей, может, было в два раза труднее прийти сюда, чем тебе – спуститься вниз.
– А ты идешь? Или мне одной идти?
– Я спущусь, но чуть позже.
Джон Эндрос подождал, пока за ней закрылась дверь; затем протянул руки, взял дочку вместе с одеяльцем и всем остальным и уселся в кресло, крепко держа ребенка на руках. Девочка зашевелилась, он задержал дыхание, но она продолжала все так же крепко спать, и мгновение спустя тихо уткнулась головой в изгиб его локтя. Он медленно наклонился, прижавшись щекой к ее поблескивающим волосам.
– Милая моя девочка, – прошептал он. – Милая моя девочка!
Теперь Джон Эндрос точно знал, за что он так свирепо дрался этим вечером. Наконец-то он обрел это, и это останется с ним навсегда; он еще немного посидел, медленно покачиваясь в темноте взад и вперед.
