Отверженный | страница 13
– Да, отец, – ответил я, стараясь не показывать ему своего смущения и разочарования.
Отец вернул коробку в тайник. Если он старался сделать так, чтобы я не заметил, какая из книг приводит в действие скрытый рычаг, ему это не удалось. Я успел ее заметить: это была Библия короля Якова.
8 декабря 1735 г
1
Сегодня опять похороны. Хоронили двух бывших военных, нанятых отцом для охраны нашего лондонского дома. На похоронах капитана, имени которого я так и не узнал, присутствовал наш управляющий мистер Дигвид. Похороны второго убитого прошли без нашего участия. Вокруг слишком много потерь, и в наших душах попросту не осталось места, чтобы скорбеть еще по кому-то, как бы бессердечно это ни звучало.
2
После того вечера мистер Берч стал часто бывать у нас. Они с Дженни гуляли по саду или ездили в город в его карете. В остальное время он сидел в гостиной, пил чай и шерри, развлекая женщин рассказами об армейской жизни. Естественно, он говорил и с моим отцом: в гостиной или в отцовском кабинете. Всем было понятно, что мистер Берч намерен жениться на Дженни. Отец не противился их союзу, однако я слышал, будто Реджинальд просил повременить со свадьбой. Ему хотелось приумножить свое состояние, чтобы у Дженни был муж, какого она заслуживала. Мистер Берч присмотрел особняк в Саутварке,[1] вполне отвечающий привычкам и запросам моей сестры.
Отца и мать такая перспектива очень вдохновляла, чего бы я не сказал о Дженни. Несколько раз она выбегала из гостиной в гневе или слезах. Отец в таких случаях говорил: «Ничего, она одумается». Однажды при этом он искоса посмотрел на меня и закатил глаза.
Если сестру мысли о грядущем глубоко печалили, то меня мысли о собственном будущем наполняли радостью и волнением. Широта и сила моей любви к отцу постоянно угрожали поглотить меня целиком. Я не просто любил отца – я его обожествлял. Временами меня захлестывало ощущение, что мы вдвоем обладаем знаниями, скрытыми от остального мира. К примеру, отец часто расспрашивал меня о том, чему меня учат нанятые учителя. Я подробно рассказывал, он внимательно слушал, а потом восклицал: «Надо же!» Спрашивая меня о том, что касалось религии, этики или морали, отец сразу распознавал, когда я давал заученный ответ или повторял как попугай слова учителей. «Сейчас ты пересказал мне мнение старины Фейлинга», – говорил отец. Или: «Мы знаем мнение этого писателя, жившего несколько веков назад. Но какой отклик находит все это у тебя вот здесь?» – спрашивал он, прикладывая руку к моей груди.