— Пусть в Ахач-аул[8] валит… — не согласился другой.
— Эй, Мага, своим ротом нормально говори, да? — вдруг сухо сказал Магомед. — С гор спустился, так научись себя вести! Рога выключи!
— Не обессудь, Магомед, в мыслях не было… — сказал струхнувший парень.
— Надо поговорить
Магомед показал на стул.
— Садись. Ешь. Говори. Это мои братья, у меня от них секретов нет.
Аслан сел на стул, ему налили и пододвинули тарелку с мясным, но он не обратил на нее внимания.
— Что это было, Магомед?
— Ты о чем?
— Я о заправке. Зачем это? Ты знаешь, что там один парень в больнице умер?
— А, ты за те движения. Это ногайские на нас выскочили, рамсят не по делу. Ништяк, мы их конкретно выстегнули[9]…
— Я не про старших, Магомед. Я про тебя.
— Ты о чем? Не волоку чо-то.
— Помнишь, мы с тобой неоднократно говорили об этом? Говорили о справедливости. О том, как хорошо будет без Русни и навязанных ею правил. О том, как наши народы будут жить по шариату Аллаха и заповедям предков. О том, как закон впервые не будет ломать нас, потому что мы сами напишем его. А теперь — что?
— Че? — не понял Магомед.
— Что ты делал на заправке? Что вы все делали на заправке? Где там закон? И только не говори мне про шариат! Зайди в больницу, посмотри на лежащих там пацанов. Поговори с матерью, которая потеряла сына из-за этой заправки!
— Про шариат не надо, э! — вскинулся один парень.
— Тише, Гарик, тише. Ты что хочешь сказать, Аслан?
— Впервые, может быть, за несколько сотен лет у нас есть возможность стать самостоятельным государством. Самостоятельным цивилизованным государством, которое уважают в мире. Государством, которое покажет путь к свободе всему остальному Кавказу, а может быть, и не только Кавказу. И что ты делаешь? Что делаете вы все? Вы разъезжаете по городу с палками, со стволами, с канистрами бензина. Это и есть то, к чему ты стремился?
Девицы, почувствовав неладное, кто отодвинулся от своих кавалеров, кто и вовсе собралась и тихо испарилась.
— А ты к чему стремился, друг? — спросил Магомед.
— Мы стремились к свободе. Только мы понимаем ее по-разному. Ты понимаешь свободу как свободу носить ствол. Я понимаю свободу как свободу говорить, что думаю.
— Так говори. Кто тебе здесь мешает.
— В морду не дадим, э… — хохотнул кто-то.
— Послушай сюда, Аслан, — Магомед смотрел ему в глаза, и в них не было ни капли алкогольного дурмана, только простая и ясная сила. — Я, как и ты, в Европе был. Хаваю я всю эту систему. Это хорошо, что мы отложимся от Русни. Пусть все деньги в республике остаются. Каспий наш, там нефть есть, газ есть, все деньги Русня забирала, а сейчас по-другому все будет, отвечаю. Только что — ты думаешь, что здесь кто-то хочет, чтобы было как в Европе? Так, да?
