— Не надо. Прошу тебя, не надо.
Ободренная успехом, она забыла об осторожности.
— Я тоже впечатлительная. Мне показалось, что кто-то следит за домом.
— То есть как это следит? — спросил мистер Дейвис.
Он вконец перепугался. Она зашла слишком далеко.
— Какой-то человек в черном следил за входной дверью. У него заячья губа.
Мистер Дейвис подошел к двери и запер ее. Убавил в приемнике звук.
— Тут на полсотни метров нет ни одной лампы. Ты не могла видеть, какая у него губа.
— Я просто подумала.
— Интересно, что он тебе наболтал, — сказал мистер Дейвис. Он сел на кровать и посмотрел на свои руки. — Тебе хотелось знать, где я живу, работаю ли я... — Он прервал речь и с ужасом посмотрел на нее. Но по выражению его лица она поняла, что боится он уже не ее, а чего-то другого.
— Тебе не поверят, — сказал он.
— Кто не поверит?
— Полиция. Слишком уж неправдоподобно. — К ее удивлению, он засопел, принялся зачем-то поглаживать свои большие волосатые руки. — Должен быть какой-то выход. Я не хочу сделать тебе больно. Я не выношу насилия. Меня может стошнить.
— Мне ничего не известно, — сказала Энн. — Откройте, пожалуйста, дверь.
— Тише, — зло прошипел мистер Чамли. — Ты сама этого добивалась.
— Мне ничего не известно, — повторила она.
— Я всего-навсего агент, — сказал мистер Дейвис, — ни за что не отвечаю. У нас всегда было правило — не рисковать, — пояснил он. Он сидел на кровати в носках: в его глубоко посаженных эгоистичных глазах стояли слезы. — Не моя вина, что этому парню удалось скрыться. Я сделал все, что мог, я всегда делал все, что мог. Но теперь он меня не простит.
— Я закричу, если вы не откроете дверь.
— Кричи сколько влезет. Только разозлишь эту старую каргу.
— Что вы собираетесь делать?
— На карту поставлено больше чем полмиллиона, — сказал мистер Дейвис. — На этот раз мне нельзя ошибаться.
Он встал с кровати и, вытянув вперед руки, пошел на нее. Энн закричала и задергала ручку двери, но никто не отозвался. Тогда она забежала за кровать. Он молча наблюдал, как она мечется: деться ей в этой крошечной комнате было некуда. Он стоял и бормотал себе под нос: «Ужас. Какой ужас». Казалось, ему вот-вот станет дурно, но страх перед кем-то другим не давал ему остановиться.
— Я согласна на все, — умоляла Энн.
Он покачал головой:
— Он ни за что меня не простит. — Бросившись на кровать, он схватил ее за руку и заплетающимся языком сказал: — Не сопротивляйся. Если не будешь сопротивляться, тебе не будет больно.
