Когда я вышла, журналистская свора побежала за мной, но Диана предупредила меня, что так и будет. Она сказала, что надо просто игнорировать все вопросы и идти своей дорогой.
– Они довольно скоро потеряют к нам интерес, – добавила она. – Во всяком случае, есть надежда.
– Как поживает Ди? – завопила женщина у меня над ухом.
Я проигнорировала ее и забрала свой велосипед, благодарная за то, что никто его не украл. Диана была права: несмотря на их молодость, они в большинстве своем не походили на велосипедистов.
– Как она? Как Диана? – кричали остальные. Я села на велосипед и попыталась уехать. Они загородили мне дорогу, вся эта устрашающая толпа. Я решила просто ехать и надеяться, что они отойдут в сторону. Будь я на автомобиле, они бы так и сделали. Я надвинула шлем на лоб и поставила ногу на педаль. Затем тронулась вперед, поначалу медленно покачиваясь. Передо мной находился мужчина, вполне привлекательный. Он самодовольно ухмылялся мне в лицо, загораживая дорогу. Я направила велосипед к нему, а он отказался отойти.
Это наверняка была самая медленная из всех аварий. Я продолжала ехать, хотя слегка виляла, чтобы обрести равновесие, потому что еще не набрала скорость. Он стоял у меня на дороге. Я не могла объехать его стороной, потому что там тоже находились люди, поэтому я просто поехала на него. Он не сделал шага в сторону. Мое колесо врезалось ему в ногу, и мне пришлось поставить свою ногу обратно на землю.
Он расхохотался.
– Она въехала прямо в меня! – обратился он к толпе. У него был безошибочно узнаваемый местный акцент, и я подумала, что он, наверно, из какой-нибудь корнуоллской газеты.
– Вы должны были отойти с дороги, – сказала я ему. – Вы бы отошли, будь я на машине.
– Верно. Отошел бы. Но вы на гребаном велике!
– Может, я еще извиниться должна? Потому что я не собираюсь. Я всего лишь хочу уехать. Идите, продолжайте свое безжалостное приставание к скорбящей вдове.
– Не-а. Вероятно, предполагается, что это я должен перед вами извиниться, но я тоже не собираюсь. Я всего лишь хочу заставить вас поговорить со мной.
– Ох, заткнитесь и дайте мне уехать домой.
– Нет, серьезно, – сказал он, понизив голос, с мрачным оттенком. – Не для печати. Как она?
– Никак.
Щеки его были красными от холода. И выглядел он лет на двадцать пять, то есть на десяток лет моложе меня.
– Проклятье! – пожаловался он. – Вот почему люди так не любят говорить с прессой? Будто мы Гитлеры какие. Я из «Вестерн морнинг ньюс», а не из долбаной «Дейли стар». Хотя, очевидно, некоторые из этих парней представляют таблоиды. Все, что от вас требуется, это сказать: «Она то-то и то-то», – и мы сможем написать: «Друзья сказали, что миссис Томас то-то и то-то». Тогда нам не придется здесь торчать, замерзая, стараясь добыть полпредложения, чтобы положить на бумагу.
