Если ликвидация униатства выглядит достаточно логичным, закономерным с точки зрения российской администрации шагом, результатом реализации последовательного и длительного проекта, то мотивы двух других мероприятий 1840 г. до сих пор представляются не совсем ясными. Напомним, что на протяжении 1830-х гг. специальной правительственной комиссией велась работа по подготовке переиздания свода законов Западных губерний. Однако когда работа была завершена и представлена на утверждение, было отдано распоряжение упразднить действие Статута и ввести вместо него Русское законодательство. Такой шаг специальный комитет по делам Западных губерний обосновывал стремлением «удаления в жителях Северо-Западного края всякой мысли о самостоятельности действующего у них законодательства, могущего служить какою-либо преградой к слиянию их с коренной Россией» [178, л. 136 об., 137]. Практически одновременно, 18 июля 1840 г., Николай I лично запретил употреблять термины Белоруссия и Литва. Очевидно, что последнее решение было достаточно спонтанным, о чем свидетельствует история появления этого запрета. Известно, что на подпись Николаю I был представлен документ рутинного содержания, упоминавший Белоруссию и Литву. На полях его появилось замечание: «Впредь этих названий никогда не употреблять, а прописывать губернии поименно» [177]. Именно в таком виде документ был растиражирован и разослан в качестве нормативного в губернские правления. Так как «прописывать названия» шести губерний было несколько неудобно, начиная с 1842 г. закрепляется казенный термин «Северо-Западный край России». Впрочем, по мнению О. Ла-тышонка сам термин появился значительно раньше — еще в конце XVIII в., а именно в работе католического епископа Беларуси С. Богуш-Сестранцевича «О России западной», напечатанной в 1793 г. в Могилеве [367, с. 36]. Позднее он приобрел идеологический смысл в рамках концепции «западно-русизма». Эти события не сложно интерпретировать в качестве отправного момента политики русификации, тем более, что именно так, как стремление «стереть с лица земли целую народность» они и воспринимались, например, белорусскими народниками [164, с. 61]. Причем речь идет не об административной, а именно культурно-национальной русификации. Характерно в этом отношении опубликование в 1839 г. уникального, на наш взгляд, издания «Опытов в русской словесности воспитанников гимназий Белорусского учебного округа», фактически сборника школьных сочинений (в том числе и А. Киркора). Идеологический смысл солидно оформленной публикации более чем очевиден — продемонстрировать успехи в де-полонизации учебных заведений. Однако к этому необходимо добавить еще более существенный момент — в сборнике были опубликованы, якобы собранные гимназистами, народные песни «Из под Слуцка, из под Клецка» и «Ох, колы б, колы, москали б прышлы», призванные засвидетельствовать историческое стремление простого народа к соединению с Россией. И хотя псевдофольклорный характер этих сочинений был очевиден (что позже было отмечено Н. Янчуком), это не помешало их распространению в среде православных священников и чиновников во второй половине XIX в. [323, с. 4].
