— А ему всё равно в каком месте жить — странный какой-то, — сказала я, — будто всегда здесь жил, как дома себя чувствует.
— Похоже! Ты ему мясо в клетку положи, он сам перейдёт. Справишься?
Константин Иванович, пообещав: «Я ненадолго», уехал, а я достала из холодильника мясо, отделила топором большой кус и сказала Маису:
— Пойдём, растеньице! Маис!
Сонно моргая, пошатываясь на ходу, лев перешёл в отведённую ему клетку. Зажал между передними лапами мясо, не спеша, с достоинством поел и опять заснул, уткнувшись носом в недоеденную косточку.
Я вспомнила морскую свинку моей знакомой. У свинки была жёлтая, как у Маиса, шерсть и доверчивая мордочка. Все друзья этого дома были уверены в преданности свинки своей хозяйке. Срочная работа с длительной экспедицией заставила отдать свинку другим людям. Моя знакомая, уверенная, что свинка не переживёт разлуку, плакала. На следующий день свинка так же радостно встречала новых хозяев.
Маленькая, беззащитная свинка, которой было хорошо там, где вкусно кормят, не вызывала у меня неприязни.
«Маис, неужели ты не скучаешь?» — подумала я.
Маис будто услышал вопрос, дрогнул веками и вздохнул сквозь сон.
Константин Иванович приехал вечером, когда я варила любимую гепардом еду — чечевичную похлёбку с мясом.
— Понимаешь, пока в магазин сходил, полы натёр, с мамой в нарды сыграл, вечер настал. Одной ей тоскливо. Мама тебе печенья прислала, сама пекла, — немножко хвастливо сказал Константин Иванович и передал мне лёгкий пакет, перевязанный ленточкой.
Я подумала: «В магазин сходить для матери — понятно, для любого старого человека сходишь. Пол натереть, конечно, тоже понятно, но играть… с мамой… а тут работа ответственная ждёт».
— А что такое нарды? — спросила я.
— Хорошая игра, я в цирке научился. Доска такая большая, кости и шашки.
Я ничего не поняла, но спросила:
— Кто ж выиграл?
— Мама! Я поддаюсь, а она верит и радуется.
«Странная женщина, — подумала я с неприязнью. — Её сын личность, знаменитый человек, на опасной работе, а она его от работы отвлекает». И я решила скормить печенье гепарду.
— Я, правда, думаю, — продолжал Константин Иванович, — она понимает, что я поддаюсь.
«Мама-то больная», — наконец догадалась я и, чувствуя, что краснею, быстро сказала:
— Конечно, раз маме нравится играть, тогда конечно…
— Мама нарды терпеть не может, это чтобы удержать меня около себя подольше.
— А почему она сюда не приедет? — спросила я.
— Звери меня раз при маме потрепали. Главное, самая послушная и спокойная тигрица со своего места на тумбе спрыгнула и вцепилась в другую. Разнимать их стал, а тут другие тигры в азарт вошли. Так при маме меня разодранного и увезли. Теперь не может смотреть, как я к зверям подхожу. Как Маис?
