Солнце палило нещадно, и брезентовый зонтик над столом в саду не спасал положения. Берглунд жил в двухэтажном особняке старой постройки – с классической остроконечной крышей и балкончиком на мансарде. Я ничего не имею против современных вилл с окнами от потолка до пола, но на фоне вычурных новостроек Лербергета дом Ларса Берглунда выглядел не музейным экспонатом, а самым большим архитектурным изыском в стиле ретро. Так иногда бывает и с модой, и с трендами.
Хозяин, сидя на табуретке во дворе, красил штакетник в желтый цвет. Он сосредоточенно обрабатывал дощечку за дощечкой и жевал трубку.
– Теперь любая мелочь отнимает у меня уйму времени, – пожаловался Берглунд, поздоровавшись. – Раньше все шло быстрее.
– Пахнет в любом случае хорошо, – улыбнулся я, вдохнув полной грудью. – Что может быть прекраснее запаха свежескошенной травы и свежей краски.
– Пойдемте на террасу, – пригласил хозяин. – Не то чтобы я плохо переношу жару, но такое солнце, как сегодня, лучше пересидеть в тени.
Преодолев несколько ступенек, мы расположились за круглым садовым столом, под зонтиком с дыркой посредине. Берглунд подвинул мне кресло-качалку, вероятно, такое же древнее, как и дом. Несмотря на тень, на террасе было немногим прохладнее, чем во дворе.
Вскоре на столе появились теплые булочки с корицей, чашки, блюдца, ложки и термос с кофе. Подняв с клумбы консервную банку, Берглунд с помощью металлической палочки вычистил в нее трубку, потом снова набил чашечку табаком и задымил.
Давненько я не видел, как курят старинные трубки.
Рослый и худой, Ларс Берглунд носил подвернутые снизу голубые джинсы и клетчатую рубашку, расстегнутую на шее. Но самое примечательное в нем было другое. Лицом бывший редактор как две капли воды походил на футболиста Хенрика Ларссона, разве что был бледнее и старше. И это сходство так меня поразило, что я уставился на него, забыв о приличии.
– Не вы один, – заметил Берглунд, угадав мои мысли. – Надо сказать, Хенрик – единственный из футболистов, на кого я хотел бы походить. Помните, когда он играл за HIF? Славные были времена, что и говорить, и для Хельсингборга, и для газеты.
– Коллеги, наверное, называли вас Хенке? – улыбнулся я.
– С чего вы так решили? – почти возмутился Берглунд. – Они даже Лассе меня не называли, потому что по виду я типичный Ларс.
Он рассказал о жене, умершей от рака легких пять лет назад. С тех пор он жил в доме один.
– За всю жизнь не сделала ни одной затяжки, – говорил он, помахивая трубкой. – Тем не менее ее нет, а я вот сижу здесь с вами.
