В ту ночь я уснул довольно быстро, при этом у меня возникло чувство, будто тот сон начался сразу после того, как я закрыл глаза. Я еще до пробуждения осознал, насколько он кошмарный, и очень этому удивился. Обычно после кальвадоса и нескольких затяжек марихуаны я вижу совсем другие сны.
Впрочем, «кошмарный» не совсем точное слово. Сон был в высшей степени странный и необъяснимый, насколько сны вообще поддаются толкованию. Итак, мне привиделось, что я пустился в плавание. Уже не помню с кем и когда, во всяком случае, мне запомнилась продолговатая моторная лодка, на которой я стоял и которая под конец превратилась в треугольной формы плот. При этом он плыл задом наперед, то есть спереди была одна из сторон треугольника, а противоположная ей вершина сзади. Таким образом плот и вышел в открытое море. В высшей степени странно, я бы сказал, если вообще возможно.
Так или иначе, плот набирал скорость, и я уже поднял парус – не помню, как мне это удалось, – когда на прибрежной скале вдруг показался человек. Я не то чтобы узнал его, просто почему-то сразу понял, что это один из моих друзей.
– Какого черта, Свенссон! – закричал он. – У тебя что-то с мотором, разве не слышишь, как он трещит?
С мотором? До сих пор я был уверен, что на плотах их не бывает, не я ли сам только что собственноручно поднял парус? Но тут я обернулся и увидел, что и мачта, и парус на самом деле куда-то пропали, а на палубе вибрирует нечто напоминающее мотор, если несколько сбитых досок можно вообще считать палубой. И это нечто дергалось, шипело и тарахтело – не исключено, что при этом и трещало.
– Закрепи мотор, – повторил мой приятель.
На мне были шорты, которых я наяву никогда не видел. Мотор же оказался тяжелый, я даже зауважал себя, когда смог оторвать его от палубы. Так вот я и стоял с этим раскаленным мотором, который тарахтел и, возможно, трещал, пока не бросил его в море, так что вода зашипела. И в этот момент море исчезло, мой мотор с грохотом ударился о землю и развалился на части. А потом у меня возникло чувство, будто подо мной образовалась какая-то кашеобразная масса, которая грозит меня засосать.
И эта масса пахла ванилью.
Мозги мои представляли нечто на нее похожее, и я никак не мог сообразить, почему разбился мотор.
Мотор… но как же… я же выбросил его за борт.
И в этот момент я проснулся и услышал стук в наружную дверь.
Дверь… Это она трещала и гремела.
Не успев продрать глаза, я поднялся с постели и поковылял к окну – посмотреть, кому это я понадобился. На пороге стояла та самая девчушка, что прошлым летом время от времени выходила откуда-то из лесу к моему дому полюбопытствовать, чем я там занимаюсь. Ей было лет девять-десять, и она всегда молчала, а когда кто-нибудь из нас пытался с ней заговорить, тут же исчезала в лесу. Только моему коллеге Арне Йонссону да Бодиль Нильссон – женщине, с которой я тогда встречался, – удавалось задержать ее на минутку. Однажды она даже выпила предложенную Арне чашку кофе.
