— Хорошо работать будет, Ваня. С такими пальчиками пояс снять и одеть — не заметят. Не то, что бублик!
Чмотанов вышел через половину срока, но снова попался: зацепился ногой за паркет, вынув бумажник у посла одной иностранной державы, когда тот любовался в Третьяковке драгоценной иконой.
Итак, февральским днем 197… года Ваня работал напротив Кремля, — стоит только перейти Красную площадь, — в густых очередях ГУМа[6]. В знаменитом универмаге неожиданно выбросили импортные подтяжки, и собралась чудовищная толпа, захваченная единственной страстью: дойти до прилавка и купить свою пару небесного цвета с блестящими стальными зажимами. Ваня вынул тринадцать бумажников и решил устроить обеденный перерыв. Ел он долго, не торопясь, в ресторане на верхнем этаже гостиницы «Москва». Затем Ваня вышел пройтись и был привлечен огромной очередью, тянувшейся из Александровского сада. Чмотанов побродил, подыскивая клиента, но публика двигалась небогатая, лучше сказать, бедная. Он 34 продвинулся вперед по очереди и поработал с попавшимся прибалтом. И спохватился: слишком уж близко он пододвинулся к гранитному ступенчатому кубу, и выйти сейчас — значило привлечь к себе ненужное, да и опасное, внимание. Мысленно выругавшись, Ваня побрел со всеми.
— Подожмемся к черте! — командовал старшина милиции. — Строго по два! Строго по два! — Ваня поежился. «Точно в санпропускник идем», — огорчился он.
— Правее подожмемся!
Прямым углом очередь повернула к дверям мавзолея и сняла шапки. Граждане тихо вошли в полумрак, откашлялись и спускались вниз.
— Не отстаем! Не останавливаемся! Строго по два! — Негромко предупреждал офицер с голубой повязкой на рукаве. Пройдя два пролета, Ваня повернул направо и стал подыматься по лестнице. Розовый свет лился из стеклянного ящика, сверху громоздилась чугунная пирамидка, повторяющая очертаниями мавзолей. Стеклянные боковины украшали гербы и флаги литого чугуна. Внутри в красноватом свете лежал Он. Невольно замедляли шаги граждане, но офицеры молчаливо оттесняли подальше от гранитного барьера к стене, торопили проходить и делали знаки друг другу, поднимая два пальца.
…Он лежал в темно-оливковом френче, в той же позе и с тем же выражением брезгливой усталости, с каким его застала смерть.
— Скорее пройдем! — бормотала охрана.
«Человек двенадцать стерегут, не меньше», — подумал Ваня. Выходя наверх по лестнице, он заметил шторки и желтые латунные двери. Отделившись от потока посетителей, почти бегом поднимавшихся наверх, потрясенных не столько образом Его и пережитыми чувствами, сколько молниеносностью посещения, Ваня шагнул за шторку и в стал там, никем не замеченный. Он еще не понял, зачем ему это понадобилось. На всякий случай проверил, заметят ли. Не заметили. Ваня быстро вышел и смешался со всеми.
