дрожали от холода.
- Мы уже должны ехать, - я потянула одеяло на себя. – Обычно, в это время по лесу ходят
волки!
Что-то во взгляде Антона меня запутало, даже несмотря на то его тепло, которое я
чувствовала. Он вообще меня слушал?
Я сразу же подумала о том, как я выгляжу. Наверное, на моём лице всё ещё оставался след
копоти, который мыло из лазарета смыть было не способно. Я нетерпеливо прикоснулась
к коже лица. Просто для того, чтобы увериться в этом и понять, что я не готова ни к
встрече с императором, ни к своей новой судьбе.
Он откашлялся и стал осматривать меня, пока не остановился на переносице. Также он
делал и в монастыре. Затем, щёлкнув языком, он потянул вожжи, и лошади двинулись
вперёд. Моё сердце сильнее забилось в груди. Это случилось. Я оставила позади всё, что
знала. Снова. Я не жила в монастыре так долго, чтобы назвать его домом. Даже то время, что я провела с Ромска, всегда проходило в движении, от каравана к каравану, чтобы
скрывать меня. Теперь оказалось, что меня прятали напрасно. Императорский дворец –
вот то место, где я останусь надолго. Но станет ли это место когда-нибудь моим домом?
Волнуясь, я обернулась, чтобы ещё раз посмотреть на ту женщину, которая пыталась
научить меня, покорить меня, подготовить меня к судьбе Прорицательницы, если
однажды мне придётся ею стать. На расстоянии, я пыталась понять, что чувствует сестра
Мирна. Она опечалена тем, что я уезжаю? Тройка ускорилась. Сестра положила руки на
маленькие плечи Даши и они, вместе с Кирой, зашли внутрь разрушенного монастыря,
даже несмотря на то, что меня всё ещё можно было увидеть. Моё дыхание перехватило.
Горечь от того, что я покидаю Ормину, к сожалению, не была взаимной. Закрыв глаза, я
попыталась напомнить себе, что это и к лучшему: так я точно не причиню вреда этим
троим, любовь к которым осознала слишком поздно.
Я прижала колени к подбородку, чтобы согреться. Мою уверенность разрушало то, что в
городе, где живёт император, на десять тысяч людей больше, чем в этой деревушке
недалеко от моря. На десять тысяч людей, которым я могу причинить вред, больше.
Единственное, что я могу сделать – оставаться к ним безразличной. Потому, что те, кого я
люблю больше всего на свете, о ком больше всего забочусь, зачастую и разрушают меня.
В конце концов, тишину нарушила я. Кажется, Антон дал себе обещание, что всю поездку
будет хранить обет молчания. И. всё же, три дня – это слишком много, чтобы находиться
только наедине со своими мыслями. Особенно учитывая то, что, как Прорицательница,
