Он окинул взглядом комнату, словно выискивая что-то. Прикусил губу, пожал плечами и пошел к выходу. По дороге он в неожиданном порыве ярости отшвырнул в сторону стул, загородивший ему путь. Сейчас же после этого он загромыхал вниз по лестнице.
Когда Клара Постельберг и Этелька Шпрингер вернулись в комнату, Соня всхлипывала, закрыв лицо руками.
- Что случилось? - воскликнула Клара.
- Он хотел меня застрелить. Из револьвера. Этелька Шпрингер покачала недоверчиво головою.
- Вздор! - сказала она, - Я слишком хорошо знаю Стани. Револьвер был, наверное, не заряжен, и ты дала себя напрасно запугать.
- Нет, - уверяла Соня. - Он мне совсем его не показал, все время прятал его под пальто. Я его случайно заметила.
Она опять расплакалась.
- Зачем вы меня оставили с ним наедине? Просила же я вас остаться! Никогда еще не находилась я в такой опасности.
Он все еще дрожала всем телом.
Этелька Шпрингер задумалась.
- Он человек буйный, это верно, - сказала она. - И очень вспыльчивый. Но... - она приумолкла. - Во всяком случае ты должна сообщить об этом Вайнеру.
- Он только вечером вернется в Вену, Он телефонировал мне, что едет к своим родителям в Медлинг,
- Револьвер мы должны отнять у Стани. Если он его не отдаст добровольно, то нужно применить силу, - сказала Этелька Шпрингер. - Где же он теперь?
- Не знаю. Он ушел.
- Да нет же! Вот его шляпа висит" В самом деле! Широкополая фетровая шляпа все еще висела на крюке вешалки.
Демба помчался без шляпы искать денег.
Глава V
Оскар Микш потянулся, зевнул, протер глаза и присел на постели. Который час - он не знал, но, очевидно, было еще не поздно. По-видимому, он спал недолго. Проснулся он не потому, что выспался. Его разбудил шум, похожий на стук тарелок, ножей и вилок.
Он вспомнил, что на столе остался его недоконченный завтрак, недопитая чашка чаю и ломоть хлеба с вареньем, и принялся бранить про себя, но довольно сильно, свою хозяйку, фрау Помайзль, которая опять вздумала убирать со стола, когда он еще не встал с постели, да еще зря шуметь при этом.
Когда глаза его освоились с полумраком, - он закрывал обычно ставни на окнах, прежде чем утром лечь в постель, чтобы дневной свет ему не мешал, то он убедился, что был очень несправедлив к почтенной матроне. Не на ее совести был нарушенный сон Микша, а на совести обычно столь тихого сожителя, Станислава Дембы.
Демба сидел, наклонившись над столом, и Микш неясно видел комические и торжественные жесты, с какими Демба поглощал бутерброд с вареньем. Он подносил его обеими руками ко рту, как бы священнодействуя. И каждый раз, как опускал руки, тарелка по какой-то загадочной причине дребезжала. От этого-то шума и проснулся Микш.
