Великое былое. Воспоминания об Отечественной войне, по поводу её столетней годовщины. Народные карикатуры – картинки, вышедшие в Отечественную войну. | страница 16

Казаки Платова. Литография Р. Бахмана.

Скажем о Фигнере. Шла широкая проселочная дорога, где расположился на отдых небольшой конный русский отряд. Тут были солдаты всевозможных вооружений: и пехотинцы, и кавалеристы, артиллеристы и казаки, и ополченцы в серых кафтанах своих с красными кушаками и с медными крестами на шапках, и верховые крестьяне с косами вместо пик и с топорами за поясами вместо сабель.

Это была часть партии Фигнера, разославшая своих молодцов в разные места, а сам оставшийся тут с изрядною толпой всякого вооруженного люда и с одним довольно юным офицером, конно–егерским поручиком Столыпиным, храбрым и вместе с тем блестяще образованным офицером. Время было к вечеру. Налеты сидели кучками и вполголоса, из уважения к начальству, разговаривали между собой. По всем четырем сторонам стояли весьма чуткие и внимательные к своим обязанностям часовые, а несколько поодаль от толпы сидели два офицера, рыжеватый Фигнер в истасканном артиллерийском сюртуке и мохнатой меховой шапке, а с ним нежно–белокурый Столыпин в довольно чистом для походного времени сюртуке. Солдаты закусывали сухарями и из жестяных манерок попивали великороссийскую хлебную водку, по–видимому, не без удовольствия. А между офицерами, стояла походная фляжка с коньяком и только что початая кровяная колбаса с парою пеклеванных хлебцев.

– Плохо, очень плохо, – опорожнив свой серебряный стаканчик, промолвил Столыпин, – сердце словно стынет в груди, как увидишь, что оставляют после себя французы.

Гадко! – резко произнес Фигнер, злобно ворочая своими большими глазами, белки которых были налиты кровью.

– Одно самое варварское опустошение везде. Где ни проходили, мы встречали обгорелые избы, да перебитых и измученных русских людей, которые платят жизнью и страданиями за то, что новый Атилла ошибся в расчете.

Д. В. Давыдов, 1814. Художник М. Дюбург.

Он, вместо того, чтоб найти в Москве великолепную столицу, принимающую его с распростертыми обятиями, нашел пустой город в дымящихся развалинах.

Глаза Фигнера сделались еще как–то злее.

– Даю честное слово, сказал он, что с этого часа ни одному врагу на земле Русской не дам пощады, только бы попались в мои лапы.

В это время на прогалину выскочили из опушки леса три человека русских бородачей в однех рубахах и портах, с лаптями и онучами на ногах. Увидев сидящими кучками налетов, они подбежали к кучкам и что–то начали испуганно показывать в ту сторону, с которой появились.