Воздух на улице был холодный и прозрачный. Она увидела прибывающий из Швеции пароход, который как раз подходил к акватории порта и готовился сделать большую дугу от острия мола; это был маленький, усталый, черный пароходик, местами покрытый пятнами сурика, он был глубоко в воде и, казалось, еле дышал под тяжестью своего древесного груза. Даже палуба была загружена стволами деревьев, отсвечивающих желтизной под холодным солнцем. Голубой флаг с желтым крестом уныло висел на корме.
ЮНГА
— Мать, — сказал юнга, — в январе мне будет шестнадцать. Ты разрешишь мне поехать в Гамбург и поискать грузовое судно, на которое можно наняться?
— Не начинай все сначала, — ответила она, — ты знаешь, что об этом не может быть и речи. Сейчас ты проходишь обучение у Кнудсена, а потом тебя призовут на два года во флот. Я хочу, чтобы ты взял от него все самое лучшее.
Господи, подумал юнга, это же черт знает что такое, еще два года с половиной у Кнудсена, потам два — на флоте, а там уж и вовсе не удерешь, я этого не выдержу.
— Но ведь на грузовом судне я тоже многому научусь, — сказал он, — потом я стану матросом второго класса, и к тому же сколько всего смогу повидать!
— Повидать-повидать, — сказала она раздраженно, — вечно вам хочется чего-то повидать, твой отец тоже хотел. — И принялась брюзжать без остановки.
Юнга уселся в уголок и стал размышлять. Он совершенно не помнил своего отца, но когда мать начинала говорить о нем, он понимал, отчего погиб отец. Он погиб, потому что так и не смог ничего на свете повидать. Его бессмысленные, пьяные выходы в открытое море были попыткой вырваться из того мира, в котором он никогда, никогда не смог бы ничего повидать.
ГРЕГОР
На западной стене церкви Св. Георга лежали поздние, предвечерние лучи света, падавшие с холодного неба. Грегор шел, ведя свой велосипед в тени домов по другой стороне площади. Нет, это не церковная стена, подумал Грегор, это фасад огромного старого кирпичного сарая. Он избегал попадать в глиняно-красный отсвет, исходивший от него. Широта площади перед церковью и этот свет мешали ему. Только не к главному порталу, подумал он, во всех домах на площади заметят человека, подходящего к главному порталу. Причем сама площадь совсем не походила на сцену. Скорее, на гумно. На котором уже давным-давно не молотили зерно. Площадь торжественно возлежала в мертвом осеннем послеполуденном свете, упираясь в мощную красную стену, стену из ржавого цвета кирпича, ржавую стену, которая никогда не откроется на две створки, чтобы пропустить возы с урожаем. Неужели те амбары, которые мы строим для нашего урожая, тоже будут выглядеть такими заброшенными, подумал Грегор. Обойдя церковь, он нашел на южной стене, в мертвом углу, который был виден максимум из двух или трех домов, другой портал. Он прислонил велосипед к стене одного из домов; на медной табличке, прикрепленной возле двери, он прочитал: «Приход церкви Св. Георга». Хорошо, подумал он, и тут же: вот до чего мы дожили, если чувствуем облегчение под окнами дома пастора. Он подошел к церкви и поднялся на несколько ступенек, ведущих к порталу; одна из створок открылась, когда он нажал на нее.
