Виктория нащупала спички, лежавшие на ночном столике, зажгла стоявшую там небольшую керосиновую лампу, встала с кровати и босиком пересекла комнату. В шкафу она хранила фотооборудование. К шкафу был прислонен металлический штатив. Девушка взяла его и прислушалась. В квартире было тихо. Только с улицы доносился отдаленный цокот копыт и грохот колес кареты. Виктория включила электрический свет. Стало непривычно светло.
Крепко сжимая штатив в руках, девушка осторожно приоткрыла дверь комнаты и выглянула в коридор. Там никого не было. Затаив дыхание она подбежала ко входной двери и открыла задвижку. На лестнице было темно, но внизу, в холле, она увидела слабый свет. Виктория включила свет в коридоре и осмотрела дверной замок. Следов взлома она не нашла. Было тихо. Должно быть, она ошиблась. Тем не менее она пошла в отцовский кабинет за пистолетом. С ним она чувствовала себя более уверенно.
Она как раз положила темно-красную кожаную шкатулку, в которой хранился пистолет, на столешницу, когда взгляд ее упал на фотографию матери, Амелии, которая стояла там рядом с ее собственными фотографиями.
Внезапно на нее нахлынули воспоминания. Сначала это был только запах красок и скипидара, а затем она увидела мать, стоявшую у мольберта. Та держала в руках кисточку, на ней был заляпанный краской передник.
Виктория забыла о своем страхе. Она невольно подумала о том, что не знает практически ни единой картины, нарисованной ее матерью, потому что в квартире их не было. Только во время посещения выставки два года тому назад она случайно увидела два маленьких эскиза. Пейзажи в импрессионистской манере, нарисованные акварелью и пастелью. Очень нежные и тем не менее очень выразительные. На одном была нарисована заснеженная деревенская улица под ясным зимним небом, на другом – осенняя полевая дорога. Рассматривая рисунки, Виктория почувствовала холод, запах зерновой пыли и прелой листвы. Две недели подряд она почти каждый день ходила в галерею смотреть пейзажи. Она ходила бы туда и чаще, но потом какой-то коллекционер купил обе картины. Отцу Виктория об этом никогда не рассказывала.
Рассматривая фотографию матери, Виктория продолжала размышлять. Если отец терпеть не мог картин матери, почему же на его письменном столе стояла ее фотография? Почему ему было не больно видеть ее лицо? «Все это не имеет смысла. Вообще-то я давно должна была обратить внимание на это противоречие. Что же ты от меня скрывал?» – думала она, обводя взглядом кабинет.
