. Иначе зачем бы она оставалась здесь?
Вот к такому выводу приходили горожане, ничего не знавшие о красотах этой планеты, а еще меньше – о противоречиях, мучивших Геру.
Жрица знала, что этот вывод позволял им легче мириться с образом жизни, на который они – говоря открыто – были обречены. Так они чувствовали себя увереннее. Значит, пускай так и думают. Почему нет? Лишать их этого чувства безопасности и покоя, рушить целостную картину мира, пускай и основанную на ложном представлении, как в их случае… Это было бы жестоко.
Открыть им правду?
Это бы уничтожило их.
И все же. Насколько же оболваненным нужно быть, чтобы поверить в такое? Будто бы Гера вернулась, испугавшись опасностей того мира. Как же они заблуждались! И только она знала правду. Только она, а теперь и двое других. Тех, за кого у нее разрывалось сердце. Тех, чьи снимки сменялись на планшете в ее руке.
Ее дети.
Гера дошла до конца коридора. Впереди возвышались две огромные колонны в неоклассическом стиле. Украшенные витиеватыми узорами, они тянулись вверх, казалось, до бесконечности. Тянулись к Великому Атриуму. За колоннами открывалось огромное, защищенное куполом пространство, простиравшееся насколько хватало взора. Были в нем и скульптуры, и ажурные арки, и клумбы с растениями. Слышалось тихое умиротворяющее журчание – плеск доносился от фонтанов, ручьев и даже декоративных водопадов. Воздух тут был прохладнее, и темный костюм Геры, плотно прилегавший к телу, адаптировался к изменению температуры. На мгновение она ощутила холод, а затем по коже разлилось приятное тепло – материал приспособился. Приспособляются – вот что они все тут делают. Всегда делали. И всегда будут делать.
В Великом Атриуме было позволено оставаться только элите, сенаторам и старшим членам правящих семей. А еще секретарям. Планшет подключился к системе управления входом, и перед Герой высветилась каллиграфически изящная голограмма. Изображение поприветствовало жрицу, сообщив, что ее ожидают в северо-восточном углу Атриума.
Махнув рукой, Гера приказала своей помощнице остановиться у входа. Она знала, что место встречи изменится: благородные семьи враждовали, и никто не хотел доверять подробности личных встреч Системе. Было принято назначать встречу, а потом менять место в последний момент. Так поступали все.
Горожан тут было меньше. Шагая вперед, Гера прошла по извилистой мощеной дорожке, с обеих сторон украшенной колоннами. Жрице все время хотелось запрокинуть голову и посмотреть на купол в сорока-пятидесяти футах над ее головой. Казалось, купол двигался, будто живой, и по его поверхности пробегали те же облачка голубого света. Гера осознавала, насколько великолепно это зрелище. Насколько волшебно. И все же это было лишь жалкое подобие красоты, которую можно было увидеть на планете, красоты, которую довелось увидеть ей одной – а теперь и двум ее детям.
