Теперь он частенько подходил к окну и смотрел на площадь, чего никогда не делал раньше. Окно было большое, но грязное и запыленное, так что площадь, казалось, была окутана густой, осенней мглой, хотя светило майское солнце.
— Экономия, — проворчал он, проводя пальцем по стеклу.
Потом на другом стекле написал «Гана» и вытер палец о подкладку пиджака. Подойдя к вешалке, Ландик снял пиджак, надел люстриновый, как это делал обычно в неприемные дни, когда не было посетителей. В дни приема он оставался в том пиджаке, в котором приходил на службу. Сейчас Ландик только вынул из кармана газеты и сел за стол.
Он принялся читать заголовки и подзаголовки газет:
«В Кабинете министров… Словацкие льготы продлены… Предложение о снижении заработной платы отвергнуто… Американский тихоокеанский флот в Атлантике… Конец экономической самостоятельности… Торжества… Провокация в кинотеатре…»
Вопрос о снижении заработной платы интересовал Ландика, и он принялся читать, но тут вошел курьер Матько — в управлении все звали его по имени. Он нес груду дел, придерживая их обеими руками и подбородком. Матько хромал на правую ногу, поэтому казалось, что к письменному столу он приближается несколько неуверенно.
Матько тоже как будто относился к мебели, и служащие не обращали на него никакого внимания, никто не замечал, как сильно он хромает и как у него при этом дергается голова, не замечали, что у него рассечена голова, щека и верхняя губа. Память о войне. Редкие усы у него беспрестанно двигались, потому что он постоянно что-нибудь жевал — чаще всего сушеные сливы. У него всегда был набит рот, посетители даже жаловались на него за непочтительное отношение: дескать, его спрашиваешь, а он толком ответить не может, все объясняет жестами — подбородком, руками, ногой, и все потому, что непрестанно жует. Но именно потому, что он был инвалидом, его никто не ругал и все ему сходило с рук, — ему прощали даже грязь. Когда Ландик упрекнул его, что он не протирает окна, Матько ответил, не переставая жевать сливу:
— В Праге, извините, для натирания паркета есть полотеры, для мытья окон — специальные люди, а мы только для того, чтобы дела разносить.
— Почта? — машинально спросил Ландик, даже не взглянув на Матько.
— Гм.
Это «гм» возмутило Ландика. Он вспомнил, что утром в коридоре Матько с ним не поздоровался. «Доброго утра» Ландик от него и не ждал — рот курьера по обыкновению был набит сливами, — но Матько даже головой не кивнул.
