Утром, одеваясь, я наблюдала за тем, как женщины вытаскивают из-под кровати коричневые заплечные мешки. Рядом со мной Джхалкари в полном молчании осматривала содержимое своего мешка. У всех дургаваси было одинаковое оружие: кожаные колчаны, полные стрел, луки из полированного тиса, усыпанные драгоценными камнями сабли, пистолеты с рукоятками из серебра и дорогие двуручные кинжалы, которые у нас называют катарами.
Мне пока еще не выдали этого оружия. Я с завистью смотрела, как женщины затыкают пистолеты и кинжалы за пояса, которыми были стянуты их ангаркхи. Сабли, колчаны и луки они носили в мешках, закинутых за плечи. Никто ничего мне не говорил. Каждая дургаваси действовала весьма сосредоточенно, сохраняя полное молчание.
После завтрака, состоящего из дынь и чая, я последовала за женщинами наружу, и мы спустились со склона холма к майдану. Когда мы добрались до поля, на которое Кахини водила меня вчера, Сундари приказала мне следовать за ней в длинное узкое строение, расположенное неподалеку. Там пахло сухим сеном и землей. Сундари не сказала мне и слова, пока мы не дошли до самого конца конюшен. Там она указала мне рукой на вороного жеребца с такой ярко выраженной мастью, что могло показаться, будто бы его специально покрасили чернилами. Только белый бриллиант на лбу жеребца выделял его из утреннего полусумрака, царящего в конюшне. Его звали Шер, что в переводе с хинди значит «лев».
– Почему тебя так назвали? – спросила я полушепотом у коня, который внешне ничем не напоминал льва. – Дело не в окрасе и явно не в гриве…
Я протянула руку поверх низкой ограды, чтобы погладить коня. Я думала, что он отпрянет, но Шер оставался стоять неподвижно.
– Наверное, дело в твоей храбрости… Я права?
Повернув голову, я увидела, что Сундари стоит, скрестив руки на груди, и смотрит на нас.
– Ты будешь ездить на нем шесть дней в неделю. Воскресенье – выходной, – сказала она.
Развернувшись, женщина направилась к выходу. Я отдернула руку и пошла за ней.
– Такова христианская традиция, – голос ее был хрипловатым, словно шуршание палой листвы, гонимой по камням. – Британские солдаты настаивают, чтобы по воскресеньям никто не работал.
– Здесь живут британские солдаты? – глядя на близлежащие казармы, спросила я.
– Не внутри крепости. Британские офицеры живут в военном поселении. Это в двух милях отсюда, но принимаемые ими решения имеют и над нами власть.
Я вспомнила о двух иностранках, которых видела по дороге к храму Махалакшми. Скорее всего, это были жены офицеров.
