Когда мы покинули деревню с ее домами из обожженных кирпичей и камня, пейзаж начал меняться. Бескрайние поля злаков простирались до горизонта, из-за которого уже начали пробиваться тонкие пальцы солнечного света. Золотистые колосья качались на утреннем ветерке. Мужчины обменивались шутками, но никто со мной не заговаривал. Постепенно на полях стали появляться мальчишки. Колокольчики на шеях коров мелодично позвякивали. Люди готовились к еще одному долгому трудовому дню, но, завидев пышную процессию, прекращали работу и провожали нас взглядами. Мальчики бежали вдоль дороги и предлагали нам сок из пиал.
– Это девушка! – кричали некоторые, завидев меня, и смеялись.
Я была уверена в том, что окружающее совсем не вызывает интереса у дивана и его людей, но лично я за всю жизнь всего лишь шесть раз покидала пределы внутреннего дворика нашего дома. Все увиденное вызывало в моей душе необыкновенный подъем: богатство красок растущих вдоль дороги цветов, пропахшие специями базары, красивые храмы… На протяжении столетий никто из женщин в моей семье не видел всех этих чудес.
К полудню, однако, ехать стало очень уж жарко. Над пыльной дорогой в воздухе поднималось дрожащее марево. Теперь я жалела, что подарила Анудже мою муретху. Диван ерзал в седле.
– Обед! – без предупреждения объявил он.
Наша кавалькада остановилась. Мужчины завели лошадей под деревья баньяна и стреножили их. С полдюжины слуг в спешке раскладывали в тени мягкие подушки, чайники, чашки, кувшины и миски, полные риса, овощей и сластей. Меня усадили на красную подушку подле дивана. Слуга протянул мне красивую глубокую медную тарелку с рисом и жареными плодами окры. Поскольку среди прочих угощений я заметила гаджар халаву[43], мои мысли вновь вернулись к Анудже. Сестренка просто обожала морковь и миндаль.
Отобедав, мужчины принялись ломать небольшие веточки у растущего невдалеке нима. После этого они разлеглись на траве, положив под головы шелковые подушки, а веточками начали ковыряться в зубах. В Барва-Сагаре мы ковырялись палочками из древесины нима два раза – утром и вечером. По крайней мере, этот обычай в Джханси также соблюдается.
– Как насчет шахмат? – спросил диван. – Твой отец писал, что ты играешь.
Из резного деревянного сундука вытащили красивую шахматную доску. Мы терпеливо ждали, пока расставят шахматы. Мне казалось, что стук сердца отдается у меня в ушах. Шахматы придумали на востоке Индии более тысячелетия тому назад, но лишь немногие умели в них играть. Что сделает диван, если я проиграю? Неужели его мнение обо мне может перемениться?
