«Английская поэзия сделает Ситу лучшим воином», – написал отец.
От удивления брови Шиваджи поползли кверху, пока почти не скрылись под копной длинных волос.
«Чему Сита должна обучаться?» – написал папа.
«Владению саблей и луком», – был ответ.
«В обоих случаях важен ритм. Чтобы послать четыре стрелы одну за другой и попасть точно в глаз быку, нужны не только меткость, но и точный расчет времени. В этом ей поможет чтение сонетов Шекспира».
Никогда не задумывалась над этим. Впрочем, гармония в стрельбе из лука присутствует. Ты вынимаешь из колчана стрелу, кладешь ее на тетиву, натягиваешь, целишься, отпускаешь… Поэзия в действии. Шекспир писал: «Взойди ясное солнце и убей завистницу-луну». Пятистопный ямб отражает ритм сердцебиения, ритм упражнений с оружием, когда Шиваджи учит меня во дворе.
Сосед посмотрел на меня, ожидая подтверждения слов отца, и я сама удивилась, когда убежденно заявила:
– Так оно и есть.
Шиваджи надул щеки и выпустил воздух.
– Тогда завтра. К тому времени я найду подходящую лошадь.
После ухода соседа отец указал на шахматы, расставленные на доске, которая стояла на деревянном стуле. Он вырезал их из мангового и тикового дерева еще до моего рождения. Обычно мы играли с ним по вечерам, но после начала болезни мы еще ни разу с ним не играли.
«А можно? – «написала» я у него на ладони. – Тебе нужно отдыхать».
Папа рассмеялся.
«И лишиться возможности выиграть?»
Он уже несколько месяцев не мог у меня выиграть. Ученица превзошла учителя.
«Я знаю, ты не позволишь больному человеку проиграть».
Я улыбнулась.
«Посмотрим».
Из трех партий папа выиграл две.
«Или твои мысли витают где-то далеко, или ты на самом деле меня пожалела».
Скорее всего, и то, и другое.
«Ты нервничаешь из-за предстоящих уроков верховой езды?» – догадался папа.
Я пожала плечами.
«Не волнуйся, – «написал» он на моей ладони, сжимая другой рукой одну из фигур. – Каждое из искусств, которым ты овладела, – еще один шаг, приближающий тебя к королю. Ты со всем справишься».
«Надеюсь».
«Ты научилась играть в шахматы, научишься и скакать. Ты не позволишь страху помешать тебе».
Потянувшись, он погладил меня по голове.
Когда Шиваджи пришел позже тем же днем и сообщил отцу, что собирается одолжить животное у местного устроителя свадебных бараатов[34], я подумала, что мерин будет украшен цветами и попоной из атласной ткани. Его единственным предназначением в жизни было благополучно довести жениха по улицам деревни к дому его невесты. Все кони, которых мне прежде довелось повидать в жизни, ходили под украшенными драгоценными камнями седлами, и на сбруе у них позвякивали серебряные колокольчики. Когда на следующее утро Шиваджи привел к нам во двор мерина без каких-либо украшений, то, как ни стыдно это признать, первой моей мыслью было: он голый. А потом я подумала: «Какой же он громадный!»
