– Мама-джи, – прошептала я.
Глаза отца наполнились слезами.
– Сита, твоя мама умерла, – тихо произнес он. – Она не проснется.
Я протянула руку и погладила маму по щеке. Кожа оказалась холодной, и я невольно отдернула руку.
– До того, как прибудет кормилица, – сказала повитуха, – я позабочусь об Анудже.
Это имя мама заблаговременно выбрала на тот случай, если родится девочка.
Повитуха подошла ко мне и положила руку на плечо.
– Такова жизнь, – произнесла она. – Круговорот рождения и смерти. Самсара[22]. Мир постоянно меняется.
Я глядела сверху вниз на маму. Даже несмотря на обнимающую ее тело отцовскую руку, она казалась мне ужасно одинокой. Как мы будем жить без мамы? Кто будет учить мою маленькую сестру маминым любимым песнопениям? Кто будет показывать, как правильно плести венок из цветов жасмина?
– Но зачем перемены к худшему?
Повитуха часто заморгала глазами, стараясь не расплакаться.
– Теперь для вашей семьи наступают тяжелые дни.
Повитуха оказалась полностью права. Дни, последовавшие за маминой смертью, были тяжелыми и горестными.
Впрочем, вспоминая сейчас о тех днях, я ловлю себя на мысли, что почти все забыла. Наверное, так устроен наш разум. Он защищает нас от воспоминаний, которые в противном случае были бы для нас нестерпимо болезненными. То же самое случается с ящерицей. Когда ее телу угрожает опасность, она отбрасывает свой хвост, который достается хищнику, а сама благополучно сохраняет себе жизнь. Горе подобно хищнику. Кто испытал его, тот поймет. Сначала оно крадет у вас счастье, а затем, если вы позволите, и все остальное.
Однако кое-что я помню до сих пор. И прежде всего мою ненависть по отношению к бабке. Интересно, что во всех пьесах Шекспира практически нет бабушек. Если бы я могла, взяв перо, вычеркнуть ее из своей жизни, то с удовольствием сделала бы это. Уверена, позови бабка лекаря, пока папа сопровождал мою тетю домой, мама была бы жива. Но бабка предпочла убить ее. Теперь я решила никогда больше с ней не разговаривать, если удастся.
После смерти мамы к нам зачастили соседки. В течение нескольких дней наш дом был открыт для всех. Бабка превратила прощание с телом в небольшое представление. Она медленно проводила каждую гостью через дом, вытирала слезы уголком своего белого сари. Когда она входила в комнату, где на открытом паланкине лежало тело ее невестки, из ее груди каждый раз вырывался тяжелый вздох. Она была очень хорошей актрисой, моя бабка.
За три дня, пока тело мамы находилось в доме, я побывала в той комнате всего раз, и то потому, что пришел жрец-брамин составлять моей сестре
