Ира опять даже не взглянула на нее.
Дома Виктория сразу направилась в душ, хотелось поскорее смыть тяжелый больничный запах, который, казалось, въелся во все поры.
Когда чистая, порозовевшая, она вошла в кухню, Ирина с большой кружкой сидела за столом. Она и Вике налила, и лишь когда подруга начала с жадностью прихлебывать горячий чай ― после едва теплого отдающего веником больничного пойла он казался волшебно вкусным, ― Ирина спросила:
– Ну, и что это было?..
– Не самоубийство, ― заверила Вика. ― Я измучилась совсем, а заснуть все никак не могла. Стала искать снотворное или успокоительное, а все кончилось. Подвернулись эти таблетки, я их свекрови когда-то покупала, ей надо было собачку усыпить.
– Черт! Я ведь видела эту баночку. Знала б, что сильное снотворное, выбросила бы! И сколько ты выпила?
– Все. Двенадцать таблеток.
– Врач сказал, что двадцать ― критическая доза. Ты хоть понимаешь, что если бы Анюта вдруг не проснулась так рано, не сообразила Инну Константиновну позвать, это могло кончиться весьма плачевно?
– Ира, поверь, я не чокнутая ― жизнь самоубийством кончать… Да, мне сейчас тяжело, я не знаю, когда нормально начну жить, но жить я буду! Потому что Анюта без меня пропадет. Кто ее воспитает? Моя мамаша с отцом-алкашом?.. Тетя Ира?.. Она добрая женщина, но совсем необразованная. Лешка?.. Он вспоминает о ней два раза в год, и то нерегулярно. Нет уж, Ирочка, у меня замечательная дочка. Учится хорошо, на бальные танцы ходит, книжки с удовольствием читает. Я буду жить ради нее. Но Артема не забуду никогда…
– Ты пока дома будешь?
– Да, побуду немного, по Анюте соскучилась. Надо сходить за ней. Еще с Инной Константиновной объясняться…
– Ну ладно, отдыхай. Тебе действительно в себя прийти надо.
Поцеловав подругу на прощанье, Ирина поспешила на работу.
Шли дни, а Вика так и не могла прийти в себя. Она пыталась отвлечься от своих горестных мыслей домашним хозяйством, но в крошечной квартирке и так царил идеальный порядок. Чем бы ни занималась: готовила обед, ходила за продуктами, ожидала Анюту возле танцевального зала ― Вика постоянно ощущала свою потерю. Жизнь без Темы стала пустой, а заполнить ее ― хотя бы работой ― не хватало сил.
На сороковой день после обеда она отправилась на кладбище. В четыре часа уже смеркалось, но она просидела у могилы до тех пор, пока еще могла разглядеть улыбающегося с фотографии Артема. Потом смахнула с портрета нанесенный февральской поземкой снег и прошептала:
