Быстро темнело, в избушке темнота была такой плотной, что Яша и Люба почти не видели друг друга. Они нащупали груду сосновых веток, которые, видимо, служили ложем для прошлых обитателей этого примитивного жилья. Сели. Люба сняла кожанку и накинула ее на плечи себе и Яше. Ему стало немножко теплее.
— Ты, наверное, проголодалась, — участливо спросил Яша, потому что у него самого все острее ощущалась пустота в желудке,
— Нет, нет, — ответила Люба, — но вот ты не можешь согреться. Скинь пиджак, он все равно насквозь мокрый. Вот так… А теперь прижмись ко мне сильнее, я все-таки не так вымокла.
Очевидно, время перевалило за полночь. Дождь не переставал. Любу и Яшу начало клонить ко сну.
— Давай ляжем, — предложила Люба, — может быть, теплее станет.
Они вытянулись на колючей, но достаточно мягкой хвое. Люба заботливо накрыла Яшу своей кожанкой и обняла его. Добрый час они еще вздрагивали от холода, прежде чем согрели друг друга теплом своего тела.
В избушке стоял тяжелый запах перепревшего мха. Как отдаленный гром водопада проникал в нее шум дождя. Ни единого звука не добавлялось больше к этому монотонному шуршанию капель о листву кустарника и хвою деревьев.
Яша закрыл глаза. Но, несмотря на усталость и поздний час, ему не спалось. Наверное, оттого, что зрение было выключено, обострились неожиданно другие чувства.
Прежде всего Яков уловил на своем лице дыхание Любы, теплое, беззвучное, сказавшее ему, что лицо девушки совсем рядом и если чуть подвинуть голову, то можно коснуться ее щеки или губ.
Обнаженные до плеч теплые Любушкины руки крепко обвивали его шею и сама она плотно всем телом прижалась к нему. Особенно остро ощутил Яков упругое прикосновение ее грудей, услышал, как стучит ее сердце.
Якову сделалось жарко, не хватало воздуха, — совсем как когда-то при воспалении легких. Он приоткрыл глаза и различил в темноте глаза Любы, широко открытые, настороженные. Люба! Да ведь рядом… Люба! Яков словно сделал открытие. Оно и испугало и обрадовало его. Ему захотелось крепче обнять девушку, сжать ее так, чтобы ей стало больно.
Однако руки не слушались Якова, на него вдруг напала робость. Если бы Люба сделала хоть движение… Но девушка поспешно сомкнула веки, притворилась спящей.
Они лежали боясь пошевельнуться. Хвоя становилась все тверже, ветки вдавливались в тело. Люба отлежала ногу, у Якова затекла рука, на которой покоилась голова девушки. Но все это были пустяки в сравнении с пугающей взаимной близостью. Было не до сна. Они прислушивались друг к другу: к дыханию, к биению сердца, к теплоте тела.
