Сухарь и Клим вытащили моток капронового шнура и проворно прикрутили женщину кистями рук к передним «рожкам» козел, а лодыжками — к задним «ножкам». Она не сопротивлялась, потому что знала: начнешь брыкаться — хуже будет.
— Клево! — хихикнул Клим и пошлепал привязанную по ягодицам.
— Ну, кто готов? — хмыкнул Жора.
— Я! — счастливо хохотнул Сухарь. — Как юный пионер…
— Иди, заряжай Нинке! В задницу…
Сухарь расстегнул штаны, достал мощный прибор, приставил, нажал…
— А-а-ай! — истошно завизжала женщина. — У-уй, мама-а! Больно-о-о!
— Ни хрена, потерпишь! — пропыхтел Сухарь, ухватывая ее за бедра и жадно дергая на себя. — На! На! На, с-сука!
— А! Ай! О-ой! — взвизгивала Нинка от этих пронзающих толчков. — Пожалейте, мальчики-и!
— Ничего, — безжалостно сказал Жора, — не помрешь. Пасть открой, сучонка! И упаси тебя Бог не только кусануть, а и чуть-чуть на зуб попробовать — сразу башку отверну! Соси, падла!
И сцапав ее за шею, надавил большими пальцами на подбородок, разжал рот и всунул туда хреновину.
Клим подошел сбоку, ухватил Нинку за груди и стал жадно мять их волосатыми ручищами.
— Ишь, сисятая! — урчал он. — Вот уж я тебя полапаю, полапаю!
— Ы! Ы! Ы! — ускоренно запыхтел Сухарь, кончая. — У-у-у, бля-а-а!
— Переход подачи! — объявил Жора. — Клим, становись на хлебальник! Сухарь — на сиськи!
А сам, по-быстрому накатив на шишку презерватив, пристроился на освободившееся после Сухаря место.
— Оп-па! — сладострастно воскликнул он, грубо вгоняя плоть.
— Уй! — вскрикнула Нинка, болезненно дернувшись.
— Не нравится, курва?! Не нравится?! А варежку разевать лучше? Лучше, сука?! Ты Бога благодари, что мы тебе в это место лом не впиндюрили! Поняла?! Поняла, падла?!
Нинка только мычала — рот у нее тоже был занят…
После того, как ее трахнул еще и Клим, Жора спросил у стонущей бабы:
— Ну как, понравилось? Сорок три года прожила, а не пробовала? Век живи, век учись… Сейчас мы тебя еще ремешком немного поучим — совсем умная будешь.
Клим и Сухарь выдернули из штанов крепкие ремни из жесткой кожи, сложили их вдвое и встали по обе стороны от козел.
— Двадцать горячих врубите, — огласил приговор Жора. — Но покрепче, блин, с оттяжечкой!
Сухарь занес руку, махнул… Ремень звонко хлестнул Нинку поперек ягодиц, оставив алую полосу на молочно-белой коже.
— А-а-а! — истошно заорала она.
Клим в свою очередь крепко стеганул бабу, и пошло… Жора, пока Нинку пороли и она, истерически, взахлеб визжа, извивалась, привязанная к козлам, неторопливо считал удары.
