— Ты не какой ни будь нищий с северного полушария! Ты не должен работать ради Куска Праздничной Лепешки! — Важно изрекал отец — У Гронбергов достаточно средств, что бы ты мог жить, как положено наследнику великого дома!
Отец Глемаса, как и все окрестные феодалы, был упрям и заносчив. Свою жизнь в родовом замке; с ежевечерним подсчетом доходов и расходов; с семейными пирами на оба Гронских праздника; с редкими приездами гостей-родственников; и еще более редкими выездами в гости к родне — он считал единственно правильной. Смотря по головизору что-нибудь о жизни в других концах Империи, отец лишь брезгливо ронял: «Дикари, что с них возьмешь?»
Гордясь древностью своего рода, старший Гронберг не понимал жалоб сына на скуку и однообразие патриархальной деревенской жизни. Само собой разумеющимся считалось что сын — окончив престижную Школу и подняв свой статус — вернется в поместье и постепенно заменит отца в управлении хозяйством.
В учебном заведении, считавшемся лучшем на Гроне, обучение было совсем не главным. Главное было получить красивый разноцветный диплом об окончании. Во всяком случае — для отца. Чтобы можно было подвести гостя к висящему на стене в кабинете — словно заслуженный трофей — диплому, и оторвавшись от бокала, как бы, между прочим, сказать:
— Мой-то, наследничек, смотри какую штуку, привез из столицы!
Потом, пряча гордость, выслушать похвалы гостей.
Так бы все и двигалось по наезженной колее. После учебы, дав несколько лет пожить холостым, ему бы выбрали жену; потом дети, необременительные заботы по хозяйству — где все давно налажено и отлажено; и главное, ни на йоту не отступить от неписанного кодекса поведения дворянина — не запятнать свою честь леностью, ложью и нежеланием заботиться о благе семьи; в общем, та жизнь, — которую только и должен прожить настоящий гронский аристократ.
Но вмешался «его величество случай» — как оказалось — хорошо подготовленный.
****
Сергей приходил в себя медленно, словно выплывая из липкой мути. Сначала он понял, что он есть. Потом понемногу начал ощущать свое тело. Все мышцы болели, словно накануне перекидал в одиночку вагон кирпича. «Где это я?» — Кротов, не открывая глаз, безуспешно попробовал пошевелиться: «Что со мной?». События предыдущего дня начали неясно проступать из пелены забытья. «Вертолет подбили. Духи. Потом… Черт!!!» — он чуть не закричал. Теперь он вспомнил все! «Этот козел в черном что-то сделал со мной». Вчерашняя страшная боль, крутившая и рвавшая мышцы, и сегодня отдавалась в теле.
